Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2 - [33]

Одним словом, большие сани, запряженные парой лошадей, высланные за Стасевичами, въехали во двор дома, загруженные всякими свертками так, что пассажиров почти не было видно. Конечно, разгружали сани Юра и Боря, стаскивая все в гостиную, где уже раздевшийся Иосиф Альфонсович все распаковывал и давал указания, что, где положить.

Из всего привезенного многообразия Боря запомнил то, что мы перечислили, и, кроме того, его внимание привлекли два десятка бутылочек, наполненных какой-то розоватой жидкостью, запечатанных сургучными пробками. На этикетках бутылочек красовалась надпись «Ромовая эссенция». Эти бутылочки по распоряжению Иосифа Альфонсовича поставили в ребячьей комнате на шкаф. Впоследствии они послужили источником солидных неприятностей для обоих мальчишек. Ну да об этом потом…

Сейчас все были рады благополучному возвращению хозяев, довольны полученными подарками и тем, что за время их отсутствия все обошлось благополучно. Сами же они радовались тому, что наконец-таки оказались дома. Поездки в то время, да еще из такого глухого угла, как Темников, были сопряжены с большими трудностями. Ямских станций с их многочисленными тройками и ямщиками ни в Темникове, ни в Торбееве уже давно не существовало… Сразу после второй революции (как тогда многие называли Октябрьскую революцию) почти всех лошадей у владельцев станций – богатых татар – отобрали и куда-то угнали, ямщики разбрелись по своим деревням и занялись крестьянством, благо земельные наделы за счет помещичьих земель увеличились. Куда-то уехали и сами хозяева станций, погрузив на оставленных им лошадей имущество и всех членов своих семей, а семьи у них были большие, так как каждый имел по нескольку жен и человек по двенадцать детей. Их огромные дома пустовали, были заколочены, и только в последнее время в некоторых из них стали расселять рабочих кирпичных заводов.

Всем, кому надо было ехать на станцию железной дороги, нужно было заранее договариваться с кем-либо из приехавших на базар крестьян, и те иногда соглашались довести нуждающегося до Торбеева.

Так как стоимость такой поездки была неимоверно дорога и оплачивалась к тому же какими-нибудь вещами, то для поездки обычно складывались несколько человек, использовавших подводу только для перевозки своих вещей, а сами тащившиеся за ней пешком. При таком способе передвижения путь в 60 верст от Темникова до Торбеева удавалось покрыть дня за четыре. Стасевичам от подобных трудностей удалось избавиться, для своей поездки они использовали лошадей лесничества.

И все-таки дорога обоих утомила.

Но все уже было позади, и Янина Владимировна с маленькой дочуркой, которая при появлении мамы немедленно забралась к ней на колени, сидя в кресле, слушала немого сбивчивый рассказ обоих своих сыновей обо всех мелких происшествиях, случившихся в ее отсутствие. Мы не случайно сказали, что она слушала рассказ своих «обоих» сыновей: и она, и ее муж уже в Москве договорились, что будут считать Борьку своим вторым сыном…

Второе дело, побуждавшее Стасевичей съездить в Москву, это решение вопроса о переезде их семьи в Польшу. Оно, к их удивлению, разрешилось быстро и легко. На поданное Иосифом Альфонсовичем заявление в Народный комиссариат Иностранных дел РСФСР он быстро получил положительный ответ, причем ему было разрешено взять с собой в качестве члена своей семьи и Борю, как сироту, потерявшего мать и отца.

В то время по Советской России таких ребят, как Алёшкин, бродило многие сотни тысяч, советская власть всячески заботилась о них, создавая разнообразные детские дома и колонии, но вместить всех нуждающихся эти учреждения не могли. Поэтому, если даже один ребенок находил для себя семью, принимавшую его как члена, правительство возражений не делало. Таким образом, вопрос поездки Бори в Польшу как будто бы был предрешен.

Во всяком случае, так считали все и прежде всего он сам. Последний особенно радовался. Он, как и все в Темникове, считал, что его отец погиб. Вот уже более трех лет от него нет никаких вестей; жизнь у дяди Мити его не прельщала, еще при жизни бабуси он много наслушался о суровости Анны Николаевны – жены Дмитрия Болеславовича и думал, что она не лучше, чем тетя Леля. Да кроме того, в течение последнего года дядя Митя о себе вестей тоже не подавал.

А тут предстояла поездка в совершенно новую страну, находящуюся далеко от Темникова, в которой, кроме того, по рассказам Янины Владимировне, было очень хорошо жить.

По получении разрешения из Наркомата все документы, в том числе и список всех членов его семьи, Стасевич передал в Польское посольство, где его заверили, что как только будут получены сведения о существовании в Польше их родственников, согласных их принять, им будут высланы визы, и они смогут ехать. Предполагалось, что это разрешение будет получено в начале лета 1921 года, когда переезд будет не так труден. Да раньше Стасевичи и не хотели трогаться, считая, что мальчикам надо закончить учебный год. А время шло…

Кончились рождественские каникулы, школьная жизнь вступила в свои права. Ребята в доме Стасевичей учились, работали, но не переставали проказничать. Вот две из этих проказ.