Необычные люди и авантюристы разных стран - [77]

С детства лишенный двойной нравственной опоры, которую обычно дают большинству людей любовь к родине и воспитание в вере, князь Гогенлоэ с молодых лет решил «с усердием следовать предназначению, могущему приспособить его к подобным обстоятельствам». Он вполне мог бы найти это предназначение в армии, где отличились многие его родственники, но его склонности и характер заставили его остановить свой выбор на статской службе. По натуре он был скрытен, осторожен и скуп на слова. В девятнадцать лет он, желая «остаться наедине со своими мыслями», искал одиночества. Несколько позднее он записал в дневнике, что все больше и больше «склонен не доверять всему и всем». Вместе с тем, по его собственному признанию, он обладал «безвольным» характером. Профессора единодушно хвалили «его серьезность и прилежание и то, что он считал делом чести выполнить наилучшим образом все поставленные перед ним задачи». Но всегда было необходимо именно ставить перед ним задачи, и ничего не было для него более невыносимым, чем быть предоставленным самому себе. Инстинктивно он глубоко почитал всех государей и вельмож, – по крайней мере, до того дня, пока смерть или немилость не лишала их власти. В «Мемуарах» ни разу не отозвался он непочтительно о хозяевах, которые его наняли, и в то время, когда он им служил, – разве что отмечал их промахи – и то после их смерти, или же, как в случае с Людвигом II Баварским269 или с Бисмарком, когда переставал зависеть от них. Ребенком для него не было большего удовольствия, чем ездить на поклон к владетельным особам, а в последнем, касающемся политики отрывке, написанном на следующий день после отстранения его с последнего поста, он отдает дань уважения добродетелям и религиозности молодого императора, только что отправившего его в отставку. Вот таким образом этому неимущему князю судьба предназначила стать совершенным чиновником – и он действительно вскоре стал им.

Не сумев, как ему того хотелось бы, сразу поступить на дипломатическую службу, Хлодвиг цу Гогенлоэ начал ходатайствовать и в 1843 году получил место в прусской администрации, где его начальники так же, как некогда профессора, единодушно хвалили прилежание и толковость молодого человека. К несчастью, новое положение баварского подданного, как я уже упоминал, вынудило его спустя три года вновь стать самостоятельным, и он опять приступил к поискам нового места. В 1851 и в 1860 годах он сокрушается, что совершенно не может найти «постоянное место службы и прочное положение». Жизнь деревенского дворянина в замке Шиллингсфюрст, – признается он сестре в одном из писем, – становится для него все более и более обременительной, и он был бы совершенно счастлив, если бы нашел работу, которая полностью его поглотила. «Когда человек моего возраста не имеет работы, все развлечения мира не смогут рассеять его скуку», – читаем мы в письме от 22 февраля 1862 года. В течение двадцати лет, с 1846 по 1866 год, князь с мучительным беспокойством изучает все возможности и постоянно выдвигает свою кандидатуру на все свободные вакансии. И вот 31 декабря 1866 года, после долгих хлопот и переговоров, он получает председательское кресло в баварском правительстве; во время аудиенции он заявляет Людвигу II, что решил отказаться от полагающихся ему по должности привилегий и «рассматривать себя просто как чиновника».

Конечно же, «Мемуары» не могут дать представления о том, в чем же заключались обязанности этого нового баварского чиновника и в какой мере князь Гогенлоэ, стремясь по мере сил сделать это королевство зависимым от Пруссии, служил интересам Баварии. Как бы то ни было, он выполнял свои новые обязанности деятельно, тщательно и с профессиональной добросовестностью, как и всю остальную поручаемую ему работу; необходимость же оставить в 1870 году эту должность явилась для него настоящей катастрофой, от которой он не скоро оправился. С тех пор, постоянно возобновляя попытки стать баварским министром, он, тем не менее, испытывал более или менее осознанную нелюбовь к баварцам и их государю. Ни покровительство старого Вильгельма, его сына и канцлера, ни увлеченность, с которой он создавал и поддерживал «Культуркампф», – ничто не могла заставить Хлодвига цу Гогенлоэ забыть, что он имел когда-то «постоянное место службы» и что он его потерял. Все его записи, датируемые этим периодом, показывают, насколько он был обеспокоен, растерян, угнетен своим бездействием и насколько вследствие этого возросла его ненависть к иезуитам. Напротив, когда в 1874 году он был назначен посланником в Париж, тон его дневника совершенно переменился. Новый посланник вновь обрел прирожденное спокойствие, он всем интересуется, все одобряет, радуется жизни: первые годы его пребывания в Париже, судя по «Мемуарам», кажется были единственной настоящей его молодостью. Он счастлив так еще и потому, что у него очень много работы. Два-три раза в год он приезжает в Берлин для получения указаний своих начальников. Бисмарк неизменно рекомендует ему трудиться над тем, чтобы помешать Франции оправиться от нанесенного ей удара