Вчера, на заре, лодочник нашел на бечевнике странные приборы. Когда он их принес в участок, проницательный комиссар решил, что это «химические инструменты». Отправились к Буванкуру, чтобы получить от него более точное определение, что это за инструменты. Там узнали, что он исчез из дому накануне вечером…
Его вытащили из канала… «Существуют другие вещества, тоже снабженные отражательными свойствами и легче проницаемые».
Одни утверждали, что он утопился, предварительно наэлектризовав себя из предосторожности. Другие прибавляли с многозначительным видом, что «должно быть, его горничная сыграла тут какую-нибудь роль». «Он покончил с собой, — было напечатано в газете „Эхо Понтаржи“, — из-за неизлечимой болезни, которой он заболел, производя опасные опыты». Кто-то с очаровательной улыбкой сказал мне: «Ну да, холодный свет довел его до сумасшествия».
Один только я знаю истину.
Я ясно представляю себе Буванкура на берегу канала ночью. Он опускает столбик цинка в кислоту. Катушка Румкорфа начинает жужжать, как пчела, стеклянная трубка испускает фосфоресцирующий свет… Ему кажется, что таинственный свет обволакивает его, в глубине воды он видит опрокинутое отражение залитого лунным светом мирного пейзажа… Он видит это временное помещение, куда ему можно проникнуть, чтобы насладиться еще более спокойным лунным светом, еще более мирным пейзажем…
И вот он опускается туда, не зная, какими законами тяжести управляется тот мир, — рискуя погибнуть в бездне небесной тверди, отверстой у его ног…
Он опускается туда… Но он оказывается в постоянном помещении, в данном случае — в воде, в тяжелой воде, в которой человек еще не научился жить, в воде эпилогов, молчание которой завершает столько приключений — в воде забвения и конца.