Необычайные приключения Петера Шлемиля - [6]

3

Что пользы в крыльях тому, на ком железные цепи? Он только сильнее почувствует свое горе. Подобно Фаффнеру, стерегущему клад вдали от людского глаза, изнемогал я около своего золота; но сердце мое не лежало к нему. Я проклинал богатство, ибо из-за него был выключен из жизни. Я хранил в душе свою печальную тайну, боясь любого из своих слуг и в то же время завидуя ему, — ведь у него была тень, он мог появиться на улице при солнечном свете. В одиночестве грустил я дни и ночи в своих покоях, и тоска точила мне сердце.

Еще один человек тужил вместе со мной — мой верный Бендель. Он непрестанно мучил себя упреками, ибо обманул доверие своего доброго хозяина и не признал того, за кем был послан, того, с кем, как он думал, тесно связана моя печальная участь. Я же не мог его ни в чем винить: я знал, что всему причиной таинственная природа незнакомца.

Дабы испробовать все средства я послал Бенделя с дорогим бриллиантовым перстнем к самому знаменитому в городе живописцу, которого пригласил к себе. Тот пришел, я удалил слуг, запер дверь, подсел к художнику и, воздав должное его мастерству, с тяжелым сердцем приступил к сути дела. Но раньше взял с него слово, что он будет свято хранить тайну.

— Господин профессор, — начал я, — могли бы вы нарисовать искусственную тень человеку, который по несчастной случайности потерял свою тень?

— Вы имеете в виду ту тень, которую отбрасывают предметы?

— Именно ее.

— Но каким надо быть простофилей, каким разиней, чтобы потерять свою тень?

— Как это случилось, для вас безразлично, — возразил я. — Но, извольте, я расскажу. Прошлой зимой, когда он в трескучий мороз путешествовал по России, — начал я сочинять, — его тень так крепко примерзла к земле, что он никак не мог ее отодрать.

— Если я и нарисую ему искусственную тень, — ответил профессор, — он все равно потеряет ее при первом же движении, раз уж он, как явствует из вашего рассказа, так мало держался за свою, данную ему от рождения тень. У кого нет тени, пусть не выходит на солнце; так оно будет разумнее и вернее!

Он встал и ушел, бросив на меня испытующий взгляд, которого я не мог выдержать. Я упал в кресло и закрыл лицо руками.

Вошедший Бендель застал меня в этой позе. Он понял, в каком я отчаянии, и хотел безмолвно и почтительно удалиться. Я поднял голову, я изнемогал под тяжестью своего горя, мне нужно было с кем-нибудь им поделиться.

— Бендель, — окликнул я его. — Бендель! Ты один видишь и уважаешь мои страдания, не стараешься разузнать, что меня мучает, но молча и кротко жалеешь. Подойди ко мне, Бендель, и будь моим сердечным другом! Я не скрывал от тебя сокровища своего богатства, не хочу скрывать и сокровища своей печали. Бендель, не покидай меня! Бендель, ты видишь — я богат, щедр, милосерден; ты полагаешь, что люди должны превозносить меня, и ты видишь, что я бегу от людей, запираюсь от них. Бендель, люди произнесли свой приговор, они оттолкнули меня, может статься и ты отвернешься от меня, когда узнаешь мою страшную тайну: Бендель, я богат, щедр, милосерд, но — о боже праведный! — у меня нет тени!

— Нет тени? — в испуге воскликнул добрый малый, из глаз у него брызнули слезы. — Ах ты, горе горькое, неужто я родился на свет для того, чтобы служить хозяину, у которого нет тени!

Он замолчал, а я не отрывал рук от лица.

— Бендель, — дрожащим голосом сказал я наконец, — я тебе доверился, теперь ты можешь злоупотребить моим доверием. Поди и свидетельствуй против меня!

Казалось, в его душе идет тяжелая борьба; затем он упал передо мной на колени и, обливаясь слезами, схватил мои руки.

— Нет, мой добрый хозяин, — воскликнул он, — что бы ни говорили люди, я не могу покинуть вас и никогда не покину из-за тени! Я послушаюсь сердца, а не разума, я останусь у вас, я одолжу вам свою тень, буду помотать, когда могу, а когда не смогу, буду плакать вместе с вами!

Я бросился к нему на шею, пораженный таким необычным благородством, ибо был убежден, что им руководит не корыстолюбие.

С тех пор моя судьба и образ жизни несколько изменились. Я просто диву давался, как ловко умел Бендель скрывать мой недостаток. Куда бы я ни шел, он всюду поспевал или до меня, или вместе со мной, все предусматривал, все предвидел, и если мне случайно грозила беда, он был тут как тут и прикрывал меня своей тенью, ибо был выше и полнее меня. Я снова решился бывать на людях и начал играть известную роль в свете. Конечно, мне приходилось напускать на себя всякие чудачества и капризы. Но богатым людям они пристали. И пока правда была скрыта, я мог спокойно наслаждаться почетом и уважением, которые приличествовали такому богачу. Я уже спокойнее ждал посещения, обещанного загадочным незнакомцем через год со днем.

Я отлично понимал, что не следует долго засиживаться там, где кое-кто уже видел меня без тени и, значит, моя тайна легко могла быть обнаружена. Кроме того, я помнил — возможно, только я один — свое появление у господина Джона, и это воспоминание угнетало меня; поэтому я считал пребывание здесь только репетицией, после которой я легче и увереннее буду выступать в другом месте. Однако меня на время удерживало здесь одно обстоятельство, задевшее мое тщеславие, — ибо это самое уязвимое место у человека.