Необычайные каникулы Мишеля - [23]

Все равно она здорово умная!— искренне признал Мишель.

Будьте покойны! Турок сто очков вперед даст какому-нибудь ослу, который выдает себя за человека,— согласился пастух.— Вот вы хотели узнать, что я думаю насчет Мотэна? Так спросите об этом у Турка! Если у него шерсть дыбом и пасть ощерена, стало быть, Мотэн где-то рядом. Турок его за сто метров чует! А я доверяю чутью пса. Если он любит кого, значит, это человек хороший. А если ворчит, то и я ворчу...

Мальчики оценили мрачноватый, но располагающий к себе юмор пастуха. Хотя сейчас они совсем растерялись, не зная, что о нем думать. Ведь у них не было никаких сомнений, что это он бродил вчера по дорогам на склоне горы, хотя должен был в это время находиться возле своих овец. Правда, той ночью никаких происшествий не было... но это ничего не значит! В какой-то момент Мишель готов был задать пастуху вопрос, не случалось ли ему в последние дни прогуливаться ночью по лесу; но Бурбаки, будто угадав его мысли, опередил его:

Я редко от своего стада ухожу... А вчера у меня табак кончился. Без табака я, считай, не человек! В деревне у меня есть приятель один, я, коли попадаю туда, не упущу случая его навестить, мы с ним вспоминаем добрые старые времена, я у него и сплю немного, прежде чем вернуться в горы. Я уж не так твердо стою на ногах, как в былое время, а ночью легко растянуться, если споткнешься о камень или о пень... Вот уж добрых три недели, как я не спускался в Лошнэ, не покидал своего ночного пастбища. Обычно табак мне доставляли лесорубы. А сейчас они, говорят, перешли на новый участок; я уже три дня как ни одного из них не видел...

Они подошли наконец к повороту дороги, откуда видно было пастбище Дарвьера, и мальчики с облегчением увидели, что дядя нашел третью корову. Фанни, мадам Дарвьер и Медар что-то удивленно обсуждали.

Видать, у вас скотина ученая!— пошутил пастух после обычных приветствий.— Я еще не имел дела с коровами, которые запросто расстегивают карабин и открывают ворота... Вот что значит — новое поколение!..

Но ему не удалось развеселить фермера.

Дайте мне только изловить того, кто это сделал!..

А у вас никаких подозрений нет?— осведомился пастух.

Есть одно... Я только что вернулся с виллы. Но мне пришлось поднять Станисласа с постели. Он спал без задних ног — это в восемь-то утра!.. И никакими силами мне не удалось вытащить из него хоть одно разумное слово. Он был совершенно сонный!..

Кто спит днем, тот ест ночью!— совершенно серьезно заявил Бурбаки, набивая трубку.— Кстати, я как раз собирался навестить вас сегодня,— продолжал он.— Хотел поговорить с вами: есть одна вещь, весьма подозрительная...

Он говорил не спеша.

Вы ничего не видели и не слышали нынче ночью, примерно около часа? На ферме, я имею в виду.

Франсуа Дарвьер нахмурился.

Надо вам сказать, что этой ночью я был внизу!— продолжал Бурбаки.— А если я не в моей халупе, я плохо сплю.

Пастух, казалось, не торопился, желая выражаться как можно более точно.

Когда мне не спится, я выхожу на воздух. Это лучшее средство, чтобы заснуть... Словом, около часа ночи я был на улочке Риу, с этой стороны Лошнэ. Поднимаю голову — и что я вижу? А темно было, хоть глаз выколи... Так вот: что я вижу?— продолжал пастух.— Какой-то свет с той стороны, где ваша ферма... Мне немного надо было времени, чтобы понять, что это, должно быть, на вашей голубятне... Но это был не пожар, как я сначала подумал. Ей-богу, я чуть было не поднял по тревоге деревню...

Его собеседники переглянулись. Франсуа Дарвьер спросил себя, хотя и не осмелился высказать это вслух: а не ошибся ли пастух?.. И потом, какая связь между светом и перепуганными коровами?

Пастух вынул трубку изо рта.

Счастье еще, что я не успел этого сделать! Представляете, как вся Лошнэ сбегается среди ночи на вашу ферму, а там все спят! Что касается шутника, который размахивал фонарем на вашей голубятне, так в одном я уверен: он курил сигарету!..

Эти его слова вызвали всеобщее удивление.

Неужели вы из Лошнэ увидали огонек сигареты?— спросил Даниель.

Франсуа Дарвьер покачал головой.

Ничего в этом особого нет, Даниель. Я помню с последней войны: красный огонек сигареты видно на расстоянии более четырех километров, если наблюдателю не мешает никакой другой, более яркий свет.

Но Лошнэ же дальше...

Нет, Мишель. До деревни больше пяти километров, если идти по дороге, а по прямой — не больше двух.

Именно так, как вы сказали!—подтвердил пастух.

Франсуа Дарвьер и его племянники стояли, не зная, как быть. Трудно было допустить, что пастух пришел, чтобы рассказывать им всякий вздор, в котором сам не уверен. Но тревожно и неприятно было признать, что он не ошибся, что действительно видел свет, а потом огонек сигареты на голубятне, в нескольких метрах от фермы, в нескольких шагах от каморки Медара...

Пастух, казалось, тоже спрашивал себя, что ему теперь делать. Переступив несколько раз с ноги на ногу, он нарушил тягостное молчание:

В общем, я вас предупредил... Теперь мне пора обратно.

Мы сейчас садимся есть,— сказал дядя Франсуа.— Пойдемте, поешьте с нами, мы будем рады!

Бурбаки улыбнулся и покачал головой.