Нэнуни-четырехглазый - [81]

Михаил Иванович невозмутимо дымил трубкой. Как не знать?! Сорок три года назад он слышал об этом из уст расстрелянного позднее командира — капитана Звеждовского, Топора. Тот тоже наивно верил, что их, добровольно сдавшихся студентов, простят. Нет, пристав, это пустой ход!

— Мы с женой знаем об аресте дочери. Нас известили. Но после этого никаких сведений не имеем. Ведь подследственным переписка воспрещается, это всем известно. А что Анна сбежала, — слышу от вас впервые. Впрочем, не верите, — ищите, где угодно. На то у вас и права, и ордер.

Жандармы обошли комнаты, кухню, побывали на мансарде и в подвале. Открывали шкафы, заглядывали под кровати. Потом осмотрели баню. Допросили Ольгу Лукиничну, братьев, кое-кого из рабочих. Анна сбежала? Они слышат об этом впервые…

Перед тем, как сесть в тарантас, пристав обвел хмурым взглядом кудрявые горы, грозно взъерошил русую бороду.

— М-да… Здесь и взвод беглецов спрятать можно. Ну что ж, доложу обстановку. Посмотрим. Имею честь! — Он козырнул и протянул было руку. Но хозяин тоже задумчиво рассматривал знакомые зеленые горы и протянутой руки почему-то не заметил…

Вечером братья незаметно дежурили около дома, а Михаил Иванович заглянул в балаган к дочери. Неподалеку от входа присели на ствол поваленной ветром липы. Костра, естественно, не разводили. Сгущались сумерки, внизу у озера орали лягушки, над головой со свистом проносились стрижи, изредка попискивали комары.

Отец рассказал об обыске, о предложении корейцев. Анна оживилась:

— Будем надеяться, проскользнем благополучно, и я вам скоро напишу. Но как бы то ни было, я хочу, чтобы вы всё знали обо мне… Папа, я стала членом партии большевиков… Не хочу, чтобы вы снова рисковали на старости лет, и никаких адресов не оставляю. Может быть, к вам когда-нибудь явится высокий худой человек, назовется Антоном. Если попросит чего-либо от моего имени, от имени товарища Гали или Риты — это моя вторая подпольная кличка — помогите ему, по возможности.

— Можешь быть уверена.

— Спасибо, папочка. А теперь идите. Кто знает, может, пристав поручил кому-нибудь следить за вами?

— Ого, ты стала совсем грамотная!

— У нас с вами одна школа, папа. Правда, на каторге я не была, с вашим стажем пока не сравнить.

— Хватит с тебя и этого. Ладно, я пошел. Загляну завтра, сделаю вид, что собрался на охоту. А еду будут носить ребята и мать.

— Поцелуйте ее, скажите, что я только здесь наконец сплю спокойно…

Еще дважды наезжали жандармы, бродили вокруг хутора. Уехали ни с чем, но подозрение их не покидало и со дня на день можно было ждать более основательных поисков.

Но вот луна исчезла совсем. Корейцы сообщили, что поздно ночью будут ждать с шаландой под скалистыми обрывами Великаньих Уступов. Вечером Ольга Лукинична пришла проститься с дочерью. Они обнялись, расцеловались. Потом мать пошептала ей что-то на ухо, торопливо сунула в руку давно приготовленный бумажник с деньгами, перекрестила воздух и, опустив голову, быстро зашагала к дому. Братья вскинули на плечи винтовки, подняли мешок и саквояж Анны, двинулись вперед. Михаил Иванович с дочерью шли сзади. Все двигались осторожно, переговаривались редко, вполголоса.

Над полуостровом опустилась мглистая темная ночь, и только люди, знавшие каждую пядь этой земли, могли идти так уверенно. В гору, потом под уклон и снова вверх. В лесу было влажно, невидимые ветки цеплялись за лицо и одежду. Нежно пахло жасмином, невидимыми цветами, папоротниками — неповторимой свежестью раннего приморского лета.

И все-таки ожидание опасности не покидало, поэтому когда впереди кто-то зашевелился, схватились за оружие и разом встали. Раздался низкий свист, топот копыт, все с облегчением вздохнули, а Анна прошептала:

— Сегодня могут напугать даже олени!

На вершину скалы, под которой залегла маленькая бухточка, добрались в полной темноте. Остановились, прислушались: вдруг жандармы как-то пронюхали и устроили засаду? Нет, тихо. И в этот момент от скалы отделилась едва заметная тень. Юрий вскинул винтовку, но услышал хриплое:

— Не стреляйте, это я, Магай! Мы уже больше часа здесь дожидаем. Василий там внизу на шаланде, сильно беспокоится. Нам пока везет, на море туман. Только спускаться очень трудно, надо осторожно ходить. Микау Иваныч, вы лучше здесь прощайтесь, все равно один человек тут караулить надо.

— Да, папа, дальше не ходите. Прощайте. Нет, до свиданья! Если доберусь благополучно, сейчас же дам знать. Напишу, что удрала через Владивосток, — закопалась в уголь на грузовом пароходе: нельзя подвести друзей. Пусть шпики поломают голову! — Она крепко обняла отца за шею.

— Успокойте маму, скажите, что все будет хорошо. Один за другим вслед за Магаем начали осторожно сползать к морю и сразу растаяли в темноте. Михаил Иванович опустился на выступ и лишь по шуму осыпающихся под ногами камней мог представлять, как далеко продвинулась группа. Он давно знал это место: тут и днем было нетрудно сорваться и свернуть себе шею. Но наконец расслышал легкий всплеск скатившегося в воду камня и характерный скрип кормового весла. Значит — добрались до берега. И вдруг почувствовал, как напряглись все мускулы и обострился слух: а что если засада именно здесь, на месте посадки?