Ненавижу школу - [23]

Шрифт
Интервал

подхожу к этому человеку, а та мне в свою очередь сообщает, что и она этим не занимается, а на то есть другой человек, но подходить к ней нет смысла, потому что у неё уже готовый строго определённый сценарий праздника. Всё! Опять мы в пролёте (а я уже сказала родителям, веря заверениям руководства в помощи, что будем выступать для них, что надо будет к выступлению головные уборы и свечи купить, и, несмотря ни на что — снова ведь расходы — родителям идея очень понравилась). В общем, в очередной раз пришлось свернуть всю затею. А какая хорошая была затея! Очень жалко, даже вспоминать об этом неприятно. Моя коллега меня успокаивала: «Ну вот убедилась, наконец, что здесь всё бесполезно, никому ничего не надо, так что остынь со своими идеями, расслабься и не дёргайся, хватит напрасным трудом заниматься». Но я с ней не согласилась. Может, им никому и не нужно: учителям, администрации школы, а детям и некоторым родителям — нужно, а для меня это главное.

Когда же я снова захотела кое-что организовать, я уже ни к кому не подходила, сделав всё просто на своём уроке, только договорилась с одной учительницей (кстати, тоже постоянно претерпевающей притеснения и оскорбления от начальства, о чём я узнала только через несколько месяцев), которая любезно отдала мне четверть своего урока, для того чтобы мои ученики выступили перед ребятками из параллельного класса. Спасибо ей за это. Всем деткам понравилось: и тем, которые выступали, и тем, которые посмотрели, — мы с ними вместе благодарственную открытку артистам на английском языке написали. А очередную стенгазету с работами учеников я просто повесила на стену (скотчем прямо к стене приклеила), в кабинете той скромной, чуть ли не по стенке ходящей учительницы, которая мне 15 минут от своего урока не пожалела и квадратный метр стены в классе тоже не пожалела, в отличие от её более опытной и гораздо более почитаемой в школе коллеги.

Вот так и живёт инициатива учителя — почти в подполье и на голой стене.

Дедовщина — это понятие, давно переставшее относиться лишь к армии

Во всех школах дедовщина процветает и на уровне учителей, и на уровне учащихся.

Постоянно видела на переменах в школе эту картину: какой-нибудь юный барин, барчонок со всей дури бьёт какого-нибудь мальчугана помельче. Вы думаете, кто-нибудь из учителей разруливает такие ситуации, воспитывает детей не обижать, не распускать руки, не пинать ногами других детей — нет, сегодня, в сегодняшней школе никто не разъясняет современным, воспитанным на боевиках, ужастиках и кровавых компьютерных играх детям, почему нельзя никого обижать, унижать, оскорблять, бить, пинать (а затем, совсем скоро, и убивать!). Мимо проходящая училка просто сделает формальное замечание и спокойно идёт дальше по своим делам, а здоровяк, отработав лицом секундное смущение, возобновит преследование своей жертвы. Я видела эту картину сто, тысячу раз. Тогда как за подобное поведение в школах Великобритании ученика оставят после уроков, будут обстоятельно беседовать с ним (не формально), вызовут родителей, а могут и временно отстранить от посещения школы, т. е. незамедлительно примут комплекс мер по перевоспитанию агрессора, подавляющего других детей. У нас тоже могут вызвать родителей, но не для того чтобы совместно с родителями наладить работу над проблемой, а чтобы просто сделать им выговор, а то и припугнуть комиссией по делам несовершеннолетних (на этом комплекс мер заканчивается). В подобных ситуациях всегда хорошо видна та бездна, разделяющая родителей, семью ребёнка и школу, администрацию и учителей, имеющих непосредственное отношение к успехам и проблемам ребёнка: разговор школы с семьей ребёнка всегда либо кондовый, нравоучительно-отстранённый, как о мебели (нет, о мебели, конечно, гораздо заинтересованней!), либо это какое-то лицемерное лебезение. Нормального, открытого, равноправного, спокойного разговора не бывает (ну, может, только с такими учителями, как я, — у меня несколько раз получался такой разговор, по душам, серьёзный, без «театра» с какой-либо из сторон). Я обращала внимание на лица родителей, выходящих из кабинетов администрации школы после такого разговора, — это почти всегда лица с отпечатком неудовлетворённости от состоявшейся встречи, с тревогой или с кривенькой улыбкой раздражения и внутренней досады, озлобления. Хотя разговаривают там с ними вежливо, никто им не грубит, не хамит, т. е. внешне всё чинно-благородно, а вот по сути ничего хорошего. Зато после ухода родителей может иметь место быть некий цирк с разговорами учителей о том, какая, например, хорошая мама у этого обалдуя. Так и хочется сказать: раз вы видите, что она такая хорошая женщина, что ж вы с ней нормально-то не поговорили, а вместо этого свой затёртый до дыр спектакль перед ней разыгрывали? Или вы сейчас его разыгрываете? На самом-то деле — и тогда, и сейчас (всё, что они делают, совершенно неискренне, т. е. формально, лживо).

А ведь именно школа должна быть инициатором позитивного взаимодействия, сотрудничества с родителями, не родители. Поскольку родители — это просто частные лица, это могут быть самые простые люди, или даже очень неблагополучные, а то и глупые или равнодушные и т. д., а школа — это организация, выполняющая определённые, оплачиваемые функции, состоящая из специалистов, получающих заработную плату за то, что они обязаны обеспечить ребёнку благополучное пребывание в учебном заведении. Так вот, школа ничего не делает в этом направлении, хотя нет, это неправда, она как раз очень даже делает, только в противоположном направлении — в направлении воспитания по принципу «само как-нибудь образуется», «в кого-нибудь это чадо всё ж таки и вырастет». Чего ж хлопотать, чего напрягаться, пусть родители напрягаются, а моё дело маленькое — просиживать от звоночка до звоночка, да за зарплаткой регулярно ходить. Вот и воспитывается у нас с младых ногтей и тот самый формализм, и лицемерие, и приспособленчество, как в организованной по низшим законам жизни стае. Где выживает и приспосабливается хитрейший, жаднейший, беспринципнейший и т. д. А то всё: «Коррупция! Борьба с коррупцией!..»! Какая борьба, где даже хотя бы её видимость, если этот самый будущий оборотень в погонах или даже будущие евсюковы (они ведь тоже в своё время учились и воспитывались в нашей школе) находятся вне всякого воспитательного минимума в школе? А что родители? Для рядовых учителей родители не объект совместных усилий в воспитании ребёнка. Родители — это лишь что-то вроде досадной занозы, причиняющей лишние неудобства и волнения: вечно от них одни проблемы, от этих родителей (или слишком придирчивых, лезущих со своими вопросами, мнением, сомнениями, страхами, либо совсем не занимающихся своим ребёнком, — и в любом из этих случаев не устраивающих равнодушную училку). И ладно бы только какая-то сложная, нетипичная, конкретная ситуация, но совсем другое дело — психология учителей, априори с неприязнью относящихся к родительской фигуре, неприязнью, повторюсь, воспитанной в них лишними хлопотами, необходимостью лишних для них телодвижений, шевелений ленивыми чреслами (если от родителя, конечно, не поступает какая-нибудь приятная компенсация этих «лишних», утомительных хлопот, например, дорогие подарки). Я сама ловила себя на мысли, что заражаюсь этим нехорошим отношением к родителям, и всё время старалась себя перенастраивать на позитивный лад (и не всегда успешно, должна признаться). Так вот, к главному: пока отношения между школой и семьёй ребёнка не изменятся кардинальным образом (а это может произойти только с приходом в школу людей другого, не кондового, не лицемерного менталитета), дети будут вредить себе и друг другу и страдать.


Рекомендуем почитать
Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Юрий Поляков. Последний советский писатель

Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.


Про маму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.