Ненависть к тюльпанам - [2]

— Ей необходимо приехать! — сказал я вслух. — В Голландии найдётся масса возможностей для утоления такой жажды. Единственное ограничение — не перенимать одну причуду своего дядюшки!

— Какую же?

— Я ненавижу тюльпаны! Не признаю никаких охов и ахов по поводу тюльпанов! Они прекрасны, пока цветут, но выглядят слишком уж мёртвыми, когда увяли. Однако главная причина моей ненависти в том, что я знаю, каковы они на вкус. К концу войны уже совсем нечем было питаться, и мы ели их. Мы ели луковицы тюльпанов!

— Я не помню такого, — сказал он. — Я многого не помню! А в сохранившихся обрывках нет уверенности — реальные это воспоминания или же просто рассказы моей матери. Нашей матери!

— Значит, ты счастливчик!

— Но всё-таки я хочу знать, что же произошло! И во время войны, и сразу же после неё!

— Зачем это тебе?

— Ты, наверное, знаком с ситуацией, когда кто-нибудь начинает рассказывать что-либо интересное и вдруг обрывает себя, решив, что при тебе об этом говорить не следует? Ты пытаешься убедить его, что ради уважения к слушателю начатая история должна быть завершена!

Некоторые рассказчики уступают натиску, но другие не сдаются и оставляют тебя в полном неведении. Примерно так я воспринимаю свою жизнь, в которой с самого её начала много неопределённого!

— И вот поэтому ты приехал сюда?

— Вот поэтому я приехал сюда, Йон!

— Ну, что ж… Надеюсь, ты тоже расскажешь мне какую-нибудь интересную историю?

— Я постараюсь…

— Ведь, кроме нескольких открыток от матери и письма, посланного тобой, когда она умерла, мне неизвестно ничего.

— Я знаю, — сказал Уиллем, потупив глаза. — Я виноват!

— Хочешь ещё пива?

— Да, ещё пива было бы неплохо!

* * *

В кухне я задержался на несколько секунд — мне не хотелось возвращаться к столу, к брату, к прошлой жизни и всем её печалям.

За окном серые дождевые облака плыли по ярко-голубому небу. Молодая женщина крутила педали велосипеда, разговаривая по мобильному телефону. Если бы я умер три года назад в больнице, не существовало бы ничего из этого — ни моего брата, ни дождевого облака, ни девушки на велосипеде… Но я не умер!

Я вернулся в комнату.

* * *

Мой брат сделал большой глоток пива.

Часть семейной истории была ему известна: сразу же по окончании войны наша мать ушла от нашего парализованного после инсульта отца, — и эта часть не выглядела слишком привлекательно. Однако не более привлекательной была и та часть, о которой он не знал.

«Глотни же как следует, мой везучий американский братец, ведь у тебя так мало плохих воспоминаний, что ты прибыл за ними издалека в Голландию!»

— Тебе известно, кто такая Анна Франк? — спросил я.

— Конечно! — Уиллем ответил тоном коренного голландца, оскорблённого в его лучших национальных чувствах.

— Когда полицейские явились арестовать её семью, они прошли прямиком в их тайное укрытие.

— Да, я знаю об этом!

— Это означает, что кто-то выдал их.

— Кто же это сделал? — спросил он.

— Ты!

2

— Ты только слушай, просто слушай, я расскажу тебе всё! И я буду называть нашего отца моим отцом, потому что ты тогда ещё не родился.

Итак, мой отец был угрюмым молчуном, когда бывал трезвым, но, напившись, он становился сентиментальным. Между прочим, и я вырос таким же!

Будучи мальчишкой, я всегда радовался, видя его наливающим себе какую-нибудь выпивку. Наблюдая, я изучал, сколько времени требуется каждой жидкости, чтобы смягчить его. Чем светлее был её цвет, тем скорее это совершалось.

Нужно проскользнуть в дверь на кухню и быстрым взглядом определить — не прояснилось ли уже его лицо? Тогда можно без опаски направляться прямо к нему. Но ни в коем случае не раньше! Иначе он мог просто вышвырнуть меня вон. Отец не выглядел богатырём, но у него были сильные руки, покрытые ожогами и шрамами.

Однажды я спросил у него название коричневого питья.

— Пиво! — Отец всегда поощрял мой интерес к наименованиям каких-либо блюд или напитков.

— Оно делает тебя счастливым слишком медленно!

Мгновение он сидел озадаченный услышанным, и я испугался, что разозлил его. Но затем он улыбнулся, обхватил меня рукой и притянул к себе.

— Ты чертовски сообразителен, Йон! — сказал он.

Как я любил те редкие минуты, когда отец хвалил меня, называя при этом по имени!

— Да! — подтвердил он. — Пиво в самом деле действует медленнее. Но его приятно пить! Ты знаешь, кто его придумал?

— Кто же?

— Египтяне! Те самые, которые построили пирамиды!

Мне показалось невероятным, чтобы эти таинственные люди, всегда двигавшиеся боком на картинках в моих книжках, могли создать пиво. Но так сказал мой отец, и, следовательно, это было правдой! Он знал всё о кушаньях и напитках, так как работал шеф-поваром в ресторане отеля и очень гордился своей профессией.

Кулинарии он выучился во Франции и с удовольствием рассказывал об этом. В одной французской кухне, где отцу довелось работать, висел лозунг: Вы выбрали почётное занятие!

Иногда он произносил эти слова по-французски: Vous avez choisi un métier noble! — потому что их звучание напоминало ему те времена.

Однако в нём не зародилась любовь к французам: «Они худшие сукины дети на этом свете!» — поминал он их одним из своих излюбленных выражений.