Ненависть - [19]

Стрелок развернул на старом, высохшем пне белую тряпицу, и принялся выкладывать из рюкзака белый хлеб, вареную картошку и яйца, головки красного лука, бутыль молока, металлические кружки. Кивнул Рудольфу:

— Прошу к столу.

Штольке хоть и зверски голодный, виду не подал, чинно присел и принялся за еду. Глядя на Стрелка густо посыпал желтую, ароматную картофелину крупной, кристаллической солью и захрустел сладкой луковицей. Пикник выходного дня, не хватало гриля, с шипящими в собственном жире колбасками, пары ящиков холодного пива, и общества смешливых, легкодоступных официанток из солдатской столовой.

Река не выходила из головы. Вот он, шанс вырваться на свободу. Если идти вниз по течению, рано или поздно выйдешь к местам с немецкой администрацией. Возможно, придется идти не одну неделю, предприятие крайне суицидальное. Надо придумать, как сбежать из деревни, запасти достаточное количество еды, понадобится оружие. Руди задержался взглядом на винтовке бандита, прислоненной к дереву. Может сейчас? Дать жующему хлеб Стрелку багром по башке и бежать. Пока спохватятся, пока организуют погоню, можно уйти далеко. Плавать Штольке умел преотлично, ширина реки метров сто-пустяки. Переплыть и навсегда затеряться в лесу. Тайга большая, попробуй поймай, все дороги открыты. И тут же осадил сам себя. Нет, рано, кто знает куда течет эта река. Если на север, то там ничего нет, кроме редких поселков недочеловеков, непроходимых дебрей и болотистой тундры, до самого Ледовитого океана. Бежать сейчас авантюра чистой воды, надо подождать, вызнать, собрать информацию, а там видно будет. Тем более, а что если хитрый унтерменш проверяет тебя? Смотрит, как поступишь в такой ситуации. Ждёт. Скорее всего дружки наблюдают из леса. Нет, Рудольф кто угодно, но не дурак.

А винтовка у терра интересная, старинная, такими воевали в Великой войне. Длинная, поцарапанная, призывно манящая отполированной до блеска деревянной ложей. Современный оптический прицел смотрится чужеродной нашлепкой, нарушая плавные, безупречные грани. В ней нет опасной красоты современных снайперских винтовок, все просто, рационально, добротно. Оружие, созданное убивать, а не красоваться на выставках.

— Интересная винтовочка, — поделился наблюдением Рудольф.

— Неплохая, — Стрелок любовно погладил цевье. — Сейчас такую уже не найти. Снайперская винтовка Мосина.

— А чего в ней снайперского? — удивился Руди. — Метровый штык убрали и прицел кое-как привинтили?

— Разбираешься? — одобрительно прищурился бандит.

— Немного. Приходилось стрелять из современных высокоточек. А этому раритету пора на пенсию. Какого года?

— Образца 1891. Моя производства 1937 года.

— Антиквариат, — фыркнул Рудольф. — Пережиток прошлого.

— Не спорю, — согласился Стрелок, допил молоко и вытер усы. — Зато проста как вилы, безотказна и некапризна. Мороз, жара, дождь, полный затвор песка, ей нипочем. На пятьсот метров уверенно бьет в голову, а больше мне и не нужно. Кончаться патроны, можно прикладом…, — он замялся подбирая слова. — Как по вашему yebat? Башку проломить короче, и даже прицел не собьется. Для наших условий самое то.

— Вы застрелили солдата на головном бэтээре? — напрягся Рудольф.

— Я, — ответил Стрелок, глядя прямо в глаза. Вот оно, истинное лицо зверя, в нём нет ничего человеческого.

— Он был моим другом, — Руди внезапно охрип.

— З начит ему не повезло, — филосовски обмолвился террорист. — Все вокруг умирают, это нормально.

— Ненормально, — ощерился Штольке. — Это подло, войны сейчас нет.

— Война есть всегда, — возразил Стрелок и незаметно переместил руку на кобуру. — Война остается внутри нас. Войну можно только начать, конца она не имеет.

— И многих вы убили?

— Давно не считал, — Стрелок на секунду задумался. — Знаешь, когда в книжках пишут, как тяжело убивать на войне они лгут. Ты жмешь на спуск и человек падает вдалеке, может споткнулся, или прилег отдохнуть. Не раздумываешь, не задаешь глупых вопросов. Ты или он, кто-то из вас сегодня умрет. Жалость, угрызения совести? Нет, охотничий азарт, дразнящий запах горячей крови, власть. Твой враг кусок бесполезного, мертвого мяса и тебе плевать на его чувства, мечты и на то, кто ждет его дома.

Фанатик, — Руди решил не продолжать разговор. — Что толку, он слеп в своей злобе, ему ничего не докажешь. Пытается казаться добреньким, но вот она суть, — и поспешил сменить тему:

— Так зачем мы сюда пришли, любоваться природой?

— Не нравится вид?

— Он великолепен, — признался Рудольф. Дух захватывало: кристальное зеркало воды, причудливые, серые скалы, заросшие мхом, в величественном обрамлении тяжелой зелени хвойного леса. Необычайная, оглушающая, непривычная городскому обитателю тишина. И над всем этим бескрайнее, нежно-голубое небо. Раньше, отчего-то, не придавал значения мрачной красоте этого сурового края.

— Идем, багры не забудь, — Стрелок легко поднялся и пошел к реке. Руди пристроился следом. Под ногами зашуршала каменная осыпь, тропа спустилась в промытую весенними ручьями ложбину, и вывела на берег, заваленный круглой, обкатанной волнами галькой. Сверху раздался пронзительный, отрывистый крик. Штольке задрал голову. В небе парила большая птица, какая, отсюда не разглядеть, коршун или сокол-сапсан. Чайки над водой забеспокоились, загалдели, почуяв опасность.