Ненаписанные романы - [15]
...Впрочем, определенные выводы во время подготовки процесса своих бывших друзей Каменева и Зиновьева были сделаны: Сталин запретил издание "Бесов" и "Дневника писателя", как и переиздание Макиавелли, не говоря уже о запрете публикации ряда работ Энгельса о русской истории, с одной стороны, а Соловьева - с другой.
...Среди режиссеров, которых Сталин высоко ценил, был и Чиаурели; тот подробно рассказывал ему о "технологическом процессе" создания фильма; поэтому Верховный узнал, что в документальных лентах "дублей" не делают - на то они и документальные, одно слово - "хроника".
Большакову - при очередной встрече - Сталин заметил: "А этот ваш режиссер, что снимал в Грановитой палате, смелый человек... Таких бы и посылать на самые боевые участки - не подведет".
Киселев, однако, выжил, судьба не дала ему погибнуть, хотя должен был: "Макиавелли" страшны не только в политике, но и в кино.
Александра Воинова от ареста спасло ранение; когда его все же нашли, он лежал в госпитале, думали - не поднимется.
А - поднялся.
7
Летом сорок второго Сталин - после разговора с Черчиллем - затребовал гитлеровскую кинохронику, подчеркнув, что хочет видеть "все, а не цензурированные огрызки, мне политконтроль не нужен".
Просмотрев сцены восторженного приема, устроенного солдатами и офицерами вермахта фюреру в непосредственной близости от линии фронта, он вызвал народного комиссара внутренних дел Л. П. Берия:
- Вашей службе были заранее известны даты приезда Гитлера в окопы?
Берия ответил, что прилет Гитлера на фронт был совершенно неожиданным, заранее не подготовленным, некий экспромт, лишь поэтому "мои люди из Швейцарии не успели нас проинформировать".
- И это вам представляется нормальным? - спросил Сталин. - Разведка, которая "не успевает проинформировать", недорого стоит... Ваш либерализм по отношению к арестованным, когда вы прилетели в Москву, в тридцать восьмом, был оправдан: тот, кто сменил Ежова, обязан быть справедливым... Думаете, мне не писали, что вы санкционировали слишком много пересмотров дел? Полагаете, не сигнализировали, что на Особом совещании вы предлагали давать обвиняемым минимальные сроки вместо максимальных? Но преступно считать, что либерализм по отношению к бездельничающим нелегалам, которые отдыхают в Женеве, - в дни битвы народов допустим и оправдан.
Сталин медленно поднял на Берия побелевшие глаза - явный признак раздражения; когда Верховный был в гневе, зрачки исчезали, словно бы растворяясь в размытой желтизне.
...Впервые Берия заметил это, окончательно перебравшись в Москву. Ночью, после долгого разговора о том, как следует выбрать из Германии нелегалов, чтобы не раздражать Гитлера после заключения договора о дружбе, Сталин неторопливо походил по кабинету, потом достал из стола бумагу - листочек в клеточку, исписанный четким и, как показалось Берия, детским почерком.
- Ознакомьтесь, - сказал Сталин, кивнув на письмо.
Берия протер пенсне замшевой тряпочкой, которую постоянно носил в левом нагрудном кармане, взял листок, пробежал строки, опустив первые, обязательные, в которых говорилось о том, что Сталин - честь, ум и сердце страны, великий гений, друг всех обездоленных и все в этом роде. Остановился на третьем абзаце: "Когда нашего замечательного дирижера, народного артиста Грузии Микеладзе привезли в кабинет Берия Л. П., он уже был слепым, потому что во время допросов у него выбили глаза, требуя признания в том, что он вместе с поэтами Паоло Яшвили и Тицианом Табидзе входил в диверсионно-шпионскую группу, руководимую из Парижа лидером меньшевиков Ноем Жордания и неким полковником гестапо.
Микеладзе втащили в кабинет тов. Берия Л. П., и тот сказал:
- Дирижер, вас изобличили подельцы, у нас достаточно материалов, чтобы расстрелять вас и без официального признания! Но неужели вы не хотите облегчить совесть, выскоблить себя перед народом?!
- Товарищ Берия, - ответил великий музыкант, я ни в чем не виноват, и вам об этом прекрасно известно!
- Откуда ты узнал, что я - Берия?! Ты же слеп!
- У меня абсолютный слух, Лаврентий Павлович. Я узнаю любого человека по голосу...
И тогда Берия Л. П. сказал тем, кто привез к нему гения грузинского народа:
- Так вбейте ему гвозди в уши, чтоб он не мог никого узнавать по голосу!
И это сделали с Микеладзе. И Родина потеряла одного из лучших своих сынов..."
Берия, выгадывая время, начал читать письмо второй раз, но Сталин сказал:
- Положите бумагу, ее незачем читать дважды... Написанное - правда?
Берия мгновенно просчитал, что, если Сталин вызовет сюда тех трех, что присутствовали в кабинете во время беседы с Микеладзе, они неминуемо развалятся. Поэтому отвечать надо правду, замотивированную правду.
- Да, - ответил Берия, - это правда, товарищ Сталин... Микеладзе, Яшвили и Табидзе прилюдно обсуждали вопрос о том, как я "перекроил историю, приписав Сталину те революционные заслуги, которых он не делал". Более того, они говорили, что "убийство Авеля Енукидзе и Камо санкционировано Сталиным, который убирает тех, кто работал на Кавказе в начале века"... И еще: они повторяли слова бывшего полицмейстера Басилашвили, который рассказывал, что якобы "Сталин был впервые арестован не как пламенный революционер-ленинец, но как... некий Робин Гуд, дерзко грабивший богатеев. И только в тюрьме, под воздействием Ладо Кецховели, он примкнул к социал-демократии и с тех пор занимался экспроприациями для партии"...
Повесть «Противостояние» Ю. С. Семенова объединяет с предыдущими повестями «Петровка, 38» и «Огарева, 6» один герой — полковник Костенко. Это остросюжетное детективное произведение рассказывает об ответственной и мужественной работе советской милиции, связанной с разоблачением и поимкой, рецидивиста и убийцы, бывшего власовца Николая Кротова.
В романе заслуженного деятеля искусств, лауреата Государственной премии РСФСР Юлиана Семенова, разоблачаются попытки сговора нацистских главарей с наиболее агрессивной частью военно-промышленного комплекса США в период второй мировой войны. Роман построен на документальной основе. Главный герой романа – дзержинец-интернационалист М. М. Исаев (Штирлиц).
Приказано выжить — единственный приказ, которого нет в уставах. Однако жизнь, купленная ценою бесчестия, не жизнь — это для разведчика закон совести.Весна 1945 года. Дни Третьего рейха сочтены. Советский разведчик полковник Исаев по распоряжению Центра вновь возвращается в Берлин. Исаев блестяще справляется с заданием, но — такова уж судьба у разведчиков — внезапный арест, побег, тяжелейшее ранение и вынужденный переезд в Италию, а затем в Испанию на долгие месяцы разделяют его с Родиной-победительницей, с триумфом Победы своих соотечественников.
После удачного завершения операции по разоблачению нацистских преступников, окопавшихся в Аргентине, Штирлиц возвращается в Москву. Однако на Родине его ждут не награды, а новые испытания. Шантаж, интриги и ненависть — вот с чем сталкивается он в кремлевских коридорах. В этой изматывающей игре со смертью непросто отличить своих от чужих, и только выдержка и профессионализм настоящего разведчика помогают Штирлицу высвободиться из смертельных сетей спецслужб.
Июнь 1941 года. До вторжения Германии в СССР остались считанные дни. Опасаясь чрезмерного возвышения не знающей поражений германской армии, Гиммлер через руководителя политической разведки Шелленберга начинает операцию по дискредитации Вермахта. Разменной картой в этом деле должна стать Организация Украинских Националистов Бандеры (ОУН-Б), которые считают, что с приходом в Украину гитлеровцев можно будет провозгласить независимое украинское государство. Непосредственное осуществление акции поручено Штирлицу и он (уж поверьте) приложит все усилия чтобы СС и Вермахт перегрызлись друг с другом.
Кто он — палач, убивший декабрьским днем 1981 года народную любимицу, замечательную актрису Зою Федорову? Спустя годы после рокового выстрела полковник Костенко выходит на его след. Палач «вычислен», и, как это часто бывает, правосудие оказалось бессильно. Но не таков Костенко, чтобы оставить преступника безнаказанным…
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.