Немой Онегин - [96]

Не подумайте, что Л. Пушкин, подражая брату, написал ещё один роман про Онегина. Это всего лишь опечатка; жаль только, что её годами не видят и не исправляют; вероятно, наплевать. Начинает Шишмаренкова так:

Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин» давно занял прочное место в школьной программе, и методическая литература по теме довольно обширна. Достоянием печати стали различные системы уроков по изучению романа. Опыт такой работы нашёл отражение…

Несмотря на богатейший опыт освоения романа «Евгений Онегин», проблема использования комментария при изучении его не стала предметом специального рассмотрения.

Мы подчеркнули унылые канцелярские штампы. Писать о Пушкине таким суконным языком — значит вырабатывать у беззащитных детей стойкое отвращение к классической русской литературе.

Однако в последней фразе есть явственный привкус сожаления. Произнести её следовало бы с добавлением горестного «эх»: «Эх, не стала проблема использования комментария предметом специального рассмотрения!» Ладно, сейчас станет.

Шишмаренкова пишет (и вы скоро узнаете, зачем тут эта цитата):

Вид комментария зависит от содержания текста, а пушкинский роман отличается исключительной сложностью структурной организации. Это закономерно приводит к необходимости совмещать несколько видов комментария и к неизбежной неполноте каждого из них.

Большая группа лексически непонятных современному читателю слов в «Евгении Онегине» относится к явлениям быта как вещественного (предметы, одежда, еда, вино…), нравственного (понятия чести, специфика этикета, правила и нормы поведения), так и социального (служебная иерархия, структура общественных отношений). При этом недостаточно объяснить, что означает то или иное слово, важнее указать, являлась та или иная вещь модной новинкой или обломком старины, какую художественную цель преследовал Пушкин, вводя её в свой роман и т. д. Ещё одна особенность пушкинского текста — это построение по особому принципу, когда текст и внетекстовый мир органически очень тесно связаны.

Понять «Евгения Онегина», не зная окружающей Пушкина жизни — от глубоких движений эпохи до «мелочей быта», — невозможно. В романе важно всё, вплоть до мельчайших чёрточек, и это необходимо учитывать.

А вот что пишет Лотман в своём знаменитом комментарии:

Тип комментария зависит от типа комментируемого текста, а пушкинский роман отличается исключительной сложностью структурной организации. Это закономерно приводит к необходимости совмещения нескольких видов комментария и к неизбежной неполноте каждого из них в отдельности.

Большая группа лексически непонятных современному читателю слов в «Евгении Онегине» относится к предметам и явлениям быта как вещественного (бытовые предметы, одежда, еда, вино и пр.), так и нравственного (понятия чести, специфика этикета, правила и нормы поведения) и социального (служебная иерархия, структура общественных отношений и пр.). При этом недостаточно объяснить, что означает то или иное название, существенно указать, являлась ли та или иная вещь модной новинкой или обломком старины, какую художественную цель преследовал Пушкин, вводя её в свой роман, и т. д.

Понять «Евгения Онегина», не зная окружающей Пушкина жизни — от глубоких движений идей эпохи до «мелочей» быта, — невозможно. Здесь важно всё, вплоть до мельчайших чёрточек.

Можно было бы подумать, что дама просто забыла поставить кавычки, забыла в сноске указать: «Ю. М. Лотман». Но это не забывчивость, а воровство. Если б Шишмаренкова намеревалась честно процитировать Лотмана, зачем бы она стала менять некоторые слова. (Сколько слов она заменила или вычеркнула, мы поленились сосчитать; значения это не имеет.)

Казалось бы, умница (сделала карьеру, защитила докторскую), но мы видим не только воровство (плагиат), но и грубость мышления. Похоже, она не понимает важнейших вещей, если это «нематериальные» вещи. У Лотмана «движение идей эпохи», у Шишмаренковой — «движение эпохи». Ход мыслей или движения головой — разница понятна?

LХХХ. Смертельный номер

Чайковский — брату Модесту

18 мая 1877. Москва

На прошлой неделе я был как-то у Лавровской. Разговор зашёл о сюжетах для оперы. Её глупый муж молол невообразимую чепуху и предлагал самые невозможные сюжеты. Лизавета Андреевна молчала и добродушно улыбалась, как вдруг сказала: «А что бы взять «Евгения Онегина»? Мысль эта показалась мне дикой, и я ничего не отвечал. Потом, обедая в трактире один, я вспомнил об «Онегине», задумался, потом начал находить мысль Лавровской возможной, потом увлёкся и к концу обеда решился. Тотчас побежал отыскивать Пушкина. С трудом нашёл, отправился домой, перечёл с восторгом и провёл совершенно бессонную ночь, результатом которой был сценариум прелестной оперы с текстом Пушкина.

В этом письме к брату нам интересны не столько чувство восторга, сколько две «технические детали». Первая: за обедом сперва задумался, к концу обеда решился, одна ночь и — сценариум прелестной оперы готов. По-русски это называется недолго думая. Ну и правильно; чего тянуть-то?

Второе признание вызывает некоторую оторопь. В доме, где живёт композитор Чайковский, нет Пушкина. Приходится (после позднего обеда) бежать на поиски… «С трудом нашёл»…