Немой Онегин - [94]

Записано от Кононова Ефима, 95 лет, село Михайловское.

Нам тоже кажется, что Пушкин ничем не занимался (с народом не поспоришь). Да и мы тут занимаемся ничем — с этой, по-настоящему народной, точки зрения. А Благой?

В его двухтомном (больше тысячи страниц) труде есть раздел «Три столетия новой русской литературы», глава «От Пушкина до Горького». Там про Пушкина читаем:

Лиро-эпический жанр становится жанром эпико-лирическим, романтическая поэма о герое-одиночке превращается в реалистический роман в стихах, развёртывающий, по известному позднейшему определению Пушкиным жанра романа «на вымышленном повествовании» картину целой национально-исторической эпохи, столь восторгавшую Белинского энциклопедию русской жизни пушкинского времени. В результате возникает произведение не только национально-самобытное, но и естественное, натуральное и одновременно произведение совершенно новаторское, неизвестное до того ни в русской, ни в мировой литературе — первый реалистический роман о современности, притом роман в стихах («дьявольская разница», как замечал об этом сам Пушкин), не только облечённый в стихотворную форму, но и исполненный в органическом соответствии с этим подлинной «поэзией действительности».

Вместе с тем становление Пушкина на новые, реалистические позиции, сколь бы ни было оно органически связано с его индивидуальным литературным развитием, не являлось — и в этом одно из веских подтверждений закономерности в данных исторических условиях этого становления — только его творческим достижением.

Первые же главы «Онегина» писавшегося больше восьми лет (полное отдельное издание романа вышло только в 1833 г.), не только (за «только, не только» отдельное спасибо. — А. М.) оказались важнейшим переломным моментом в творческом развитии Пушкина, установив новый, реалистический метод как основной метод всего последующего его творчества, но и сразу стали оказывать влияние на ряд литературных явлений этого времени.

Хорошо, правда? Умей мы конструировать такие штуки, как «лиро-эпический», «эпико-лирический», «национально-исторический», «национально-самобытный» и т. п., у нас в результате тоже возникло бы произведение не только национально-самобытное, но и естественно-натуральное и одновременно произведение совершенно новаторски-традиционное, но — увы!

Нельзя, однако, отчаиваться. Надо стремиться, надо учиться. А у кого нам велено учиться? Правильно, у народа!

— На сцену, богоносец!

— Пушкина глядеть приехали! А что в ём хорошего, в вашем Пушкине? Я вам вот что, девки, скажу: повесить его мало! Привязать за ноги, за руки к осинам, да отпустить — вот как с им надо! Вот вы, девки, не знаете, а стояла тут раньше мельница, и жил мельник, и была у него дочка-красавица. А Пушкин-то ваш, как приехал сюда — ну за ей бегать. Бегал, бегал… Обрюхатил девку да и бросил. А она со сраму-то взяла да утопилась — там, в озере. Вот как оно было.

Записано в селе Михайловское.

Говорят, что волю-то Пушкин выходил, барщину с крестьян снял. Так царь и господа все, у кого были забранные люди, стали его руку-подпись знать и нельзя стало ему рукой расписываться. Пришлось ему ногою писать.

Записано от крестьян деревни Бугрово.

Вот он и решил выдумать, как избавить народ: сочинил бумагу, что нужно невольникам дать свободу. Узнал про это царь и шлёт в Михайловское телеграмму, чтобы Пушкин немедля скакал в столицу, потому что они все запутавши. Ну, Пушкин поехал. А как подписать-то? Пушкин говорит: подписать её надо, не вынимая из-под стола. Царь сперва скривился, но потом подписал, господа тоже подписали, синод согласился. Когда все подписали, то увидели, что это воля крестьянам. Тут уж им крыть нечем, дело было сделано по всей форме.

Записано от Егорова Семёна, деревня Бустыги, в 1928 году.

Пушкина за мужиков застрелили богачи. Приказал ему царь: «Становись под ранжир и угнетай крестьянство!» Он отказался и уехал в цыганы. Цыганом три года ходил, а потом его перевели в арапы. Невысокий это был ему чин — последнее место.

Из собрания О. Ломан. 1938

Любил Пушкин Евпраксию Николаевну и очень хотел на ней жениться. Красивая она была и весёлая смолоду. Мать, Прасковья Александровна, никуда её без няни не пускала. Няня так и тряслась над ней.

Пушкин тоже иногда приходил в Тригорское с няней. Арина Родионовна её звали. Вот раз назначено было у них свидание у скамьи над Соротью. А няни обе по сторонам караулили от маменьки.

У дивана они и объяснились. Только объяснение его ни к чему не пришлось. Пушкин был бедный очень, и Евпраксия Николаевна его хоть и любила, а только замуж не пошла и вышла потом за барона. Лестно было, что барон. Диван этот Пушкин прозвал «диван Онегина», — стихи он такие писал, вот они и подходящи были. А Евпраксию Николаевну он прозвал Татьяной. Евпраксия и Татьяна на один день 12 января приходятся именинницы. Так её дома и звали все.

Потом уговаривал он Евпраксию Николаевну бросить мужа, а она ему и говорит: «Никогда я этого не могу сделать, хотя я вас может и люблю, да я за другого вышла и буду век ему верная.

Записано от горничной Вульф-Вревских, 90 лет, деревня Железново.