Немой Онегин - [102]
Что ж, Большой террор тоже в романы не попал. Тысячи опубликованных советских романов, произведённых тысячами советских писателей, не составили ЭСЖ (энциклопедию советской жизни), ибо в них не было террора, доносов, пыток. Пыток нет даже у Солженицына (в «Круге первом», в «Одном дне Ивана Денисовича»). Булгаков даже в рукописи (!) «Мастера и Маргариты» — ни секунды не веря, что роман пропустят — не называет НКВД или Лубянку, а пишет «одно из московских учреждений».
Разница, однако, ещё и такая: в царских энциклопедиях Дубельт есть, а в советские энциклопедии Ежов, Берия и другие предметы общего ужаса — не попали, даже когда с культом личности было временно покончено.
LXXXIII. В Париж! в Париж!
Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит. Волк — дикий зверь. Никто б не удивился, если бы волка заперли в клетку. Наоборот, все только этого и ждали. Кто-то со злорадством, кто-то с беспокойством.
Баратынский — Пушкину
Март 1828. Москва
В моём Тамбовском уединении я очень о тебе беспокоился. У нас разнёсся слух, что тебя увезли, а как ты человек довольно увозимый, то я этому поверил. Спустя некоторое время я с радостью услышал, что ты увозил, а не тебя увозили.
Увозимый — замечательное словечко, обозначающее человека, которого в любую минуту ждёт дорога во глубину сибирских руд.
Пушкин послал царю Шестую главу Онегина и знаменитые теперь стансы «Друзьям»:
Оживлять Россию войной — прекрасная идея, не правда ли? Свободно хвалить и смело любить императора — просто отлично. Но как только «Друзья» стали известны друзьям, на Автора обрушились неприятные упрёки: мол, как не стыдно лизать шпоры! А от царя пришёл приятный ответ.
Бенкендорф — Пушкину
5 марта 1828
Государь император изволил повелеть мне объявить Вам, милостивый государь, что он с большим удовольствием читал Шестую главу Евгения Онегина. Что же касается до стихотворения Вашего под заглавием «Друзьям», то его величество совершенно доволен им, но не желает, чтобы оно было напечатано.
Просто прелесть. Вроде бы угодил, а печатать нельзя. Почему? А потому что стишок, начатый за здравие, кончается за упокой:
Написанный зимой 1827-го, опубликованный через 30 лет (при Александре II в 1857-м), стишок этот содержал ещё и дерзкий ответ царю и генералу.
Бенкендорф — Пушкину
23 декабря 1826
Государь император с удовольствием изволил читать рассуждения Ваши о народном воспитании. Его величество при сём заметить изволил, что принятое Вами правило будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, — есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое число молодых людей.
Нравственность, прилежное служение, усердие — предпочесть должно просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному. На сих-то началах должно быть основано благонаправленное воспитание.
Во-первых, всё очень правильно; и по телевизору это говорят, и депутаты в Думе это пишут слово в слово. Во-вторых, перечитайте-ка теперь две последние строфы стансов: приближенный к престолу льстец убеждает императора, что просвещение плодит разврат и мятежников. Вы, что ли, думаете, льстецы и царь не поняли, что получили ответ, похожий на пощёчину?
Значит, прав был Автор, не упоминая в «Онегине» политику и тайную полицию. Погубил бы любимое сочинение.
…В 1828-м Блистательная Порта в нарушение Аккерманской конвенции закрыла для нас пролив Босфор. Понятное дело — началась Русско-турецкая война. Пушкин попросился на фронт.
Бенкендорф — Пушкину
20 апреля 1828. Петербург
Я докладывал государю императору о желании Вашем, милостивый государь, участвовать в начинающихся против турок военных действиях; его императорское величество, приняв весьма благосклонно готовность Вашу быть полезным в службе его, высочайше повелеть мне изволил уведомить Вас, что он не может Вас определить в армии, поелику все места в оной заняты.
Такое же прошение подавал Вяземский и получил почти точно такой же отказ. Князю граф написал всё ж таки более особенно-благосклонно.
Даже в армию нельзя?! Нет мест? Но ведь на войне каждый день освобождаются места. Похоже, отказ взбесил Пушкина. На следующий день он послал графу письмо, где чрезвычайная вежливость почему-то выглядит очередной дерзостью.
Пушкин — Бенкендорфу
21 апреля 1828. Петербург
Искренне сожалея, что желания мои не могли быть исполнены, с благоговением приемлю решение государя императора и приношу сердечную благодарность Вашему превосходительству за снисходительное Ваше обо мне ходатайство.
Так как следующие 6 или 7 месяцев остаюсь я вероятно в бездействии, то желал бы я провести сие время в Париже.
За спиной двух добровольцев шли другие разговоры и другая переписка:
Александр Минкин – автор «Писем президенту» – на самом деле театральный критик. «Нежная душа» – книга о театре, драме, русском языке и русской душе. Посмотрев три тысячи спектаклей, начнешь, пожалуй, разбираться, что к чему: Любимов, Погребничко, Стуруа, Някрошюс, Юрский, Штайн, Гинкас, Яновская, Михалков-Кончаловский, Додин, Соловьев, Захаров, Панфилов, Трушкин, Фоменко…
«Письма президентам» – это последние месяцы президентства Путина и первые два года Медведева. Система власти потребовала обращаться к адресату не совсем обычно: иногда «г-да президенты», иногда «г-н тандем».Автор жестко говорит о наших проблемах прямо в глаза верховной власти – с тем юмором, который так нравится читателям и так не нравится адресатам.В книгу включены статья «Мемуары Ельцина», показывающая истоки сегодняшней системы, и сенсационное исследование «Под властью маньяков» – о влиянии телевидения на людей и на детей.
Первые тиражи книги «Письма президенту» разошлись мгновенно. Вы держите в руках издание третье, дополненное новыми письмами.В одном из сотен тысяч откликов было сформулировано: «Читаешь „Письма президенту“ – чувствуешь себя смелым. Обсуждаешь с друзьями – чувствуешь себя храбрецом. Даришь знакомым – борец за свободу». Эта книга – как наша жизнь. В ней много смешного и горького. Но так устроен мир: чем тяжелее испытания, тем крепче дух. Кажется, будто «Письма президенту» – о наших невзгодах. Но как ни странно, они о преодолении невзгод.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.