Немой набат - [9]

Съезд гостей в семь, и это означало, что торжество начнется не раньше восьми. Такие посиделки — не ресторанные, а в «спецприемнике», как называли гостевой дом, — ценились не антуражем, не хлебосольными изысками, а тем, что сочетали застолье с кулуарными переговорами, позволяли толкаться в своей среде, знакомиться с нужными людьми. А еще служили отдушиной для прибагряненных, зачастую увядающих депутатских спутниц жизни.

После первых тостов быстро сбивались группки по интересам, и гости, сидевшие за разными столами, перемигнувшись в переносном и буквальном смысле, по двое, по трое, нередко и небольшими компашками спускались в нижний зал, где, накатив по рюмке вискаря или «Хеннесси», в разогретом, однако вполне мыслеспособном состоянии вели доверительные беседы. Для того и нужны эти широкие людные «масленицы», чтобы в неофициальной обстановке откровенничать, сказать от души о наболевшем, кое-что согласовать, кое о чем договориться.

Добычин с Синицыным спустились вниз, чтобы продолжить дневной разговор, но волею обстоятельств попали в узкий кружок политического и делового бомонда, где тон задавал Георгий Лесняк, известный в Думе вольнодумством — разумеется, в пределах допустимого. На сей раз он горячился по модной теме — относительно образа будущего.

— Да пойми, Власыч, — тормошил он за локоть приятеля. — Образ будущего — это тебе не фантазийные русофильские сказания о запуске русского реактора. Говорим «будущее», а в башке колотится самое что ни на есть сегодня — президентская предвыборная программа. Что Путин предъявит народу, чем окрылит на грядущие шесть лет? Да чтоб поверили, чтоб вдохновились! Чтоб стать ему полпредом от «завтра».

— Постановка вопроса некорректная, — упрямился Власыч. — Понятие «образ будущего» сбивает с толку. О каком будущем говорить, если министры публично определились: один говорит, что до тридцатого года реальные пенсии расти не будут, другой обещает рост ВВП не выше двух процентов. Таких министров надо взашей, а коли их не гонят да окорот им не дают, выходит, опровергать боятся. Вон Глазьев что-то вякнул, так пресс-секретарь президента его с ходу осадил.

— Ну, прав ты, прав про этих министров, которые пиарятся ежедень дурацкими прогнозами, пророчат злые завтра. Дебилярий! Но суть в другом, помилуй мя, ты в нее не въезжаешь. «Что обещать народу?» — вот в чем вопрос. Это посильнее, чем «быть или не быть?». Дальнейший рост жизненного уровня? А, Льняной? Ты же у нас стратег.

Добычин криво усмехнулся, ничего не ответил. И так все ясно.

Но Лесняк не унимался:

— Кремлевская команда с ног сбилась в поисках образа будущего. Хотя бы чернового наброска. В Интернете хайп, лютый бардак.

Добычин встрепенулся:

— Как ты сказал? Кремлевская команда?

— Тебе будто невдомек, что там мозговой центр.

— Я не о том. Применительно к президенту слово «команда» давненько не звучит. У президента теперь «окружение».

Лесняк уставился на Добычина, почуяв намек на серьезную правду, но не в силах распознать ее.

— Как говорится, шалом, православные! Ну-ка, ну-ка, подробнее.

— Команда единомышленников была у Путина вначале, — питерцы. Помнишь, как их в либеральной ступе толкли? В порошок терли. А теперь в Кремле — окружение. И кто побожится, что у этих «окружающих» не разновекторные интересы? Как говорят в таких деликатных случаях, истина конкретна.

Но тут в разговор отважно вступил Синицын:

— А у нас считают, что Путина уже приватизировали. Либералы.

После паузы Лесняк спросил:

— У кого «у нас»?

— На Южном Урале.

— Хочу представить единоземца, — пояснил Добычин. — Георгий Синицын, управляющий крупным региональным оператором связи. Где родился, там и пригодился. Всю жизнь варится в местных раскладах. Глас народа.

— Народ вот-вот начнет праздновать победу над самим собой, — расхрабрился Синицын.

— Да-а, любопытно, — неопределенно протянул Власыч, чувствуя, что негабаритные речи этого провинциала, который жжет без стеснений и оглядок, не вписываются в умозрения думской тусовки. И хотя в мозгу Донцова чесались вопросы по поводу столь неожиданно трактуемой «приватизации президента», расчехляться не хотелось, не тот случай.

А Жору уже не остановить, он поддал жару:

— Чтобы все осталось как есть, надо все изменить. У нас теперь иначе не мыслят. От Москвы чего-то ждут, а чего — сами не знаем.

— Вот вам и образ будущего. Прозренцы-то на местах, а мы их и не слышим, — после новой паузы подвел неутешительный итог Лесняк, изобразив муляж улыбки. — Владислав, накатим по маленькой? Давно не чокались.

Компания слегка пригубила коньяку и стала рассасываться. Лесняк с Власычем пошли наверх.

— Ты Лесняка походя в нокдаун отправил, — улыбнулся Добычин. — На нем такие костюмчики не сидят. Однако же ты вмиг прославился, твой провинциальный приговор теперь по всей Думе зашелестит, ссылаться будут. Жди навара с известности.

— Кто этот Лесняк?

— Формально рядовой депутат. Но к его оценкам прислушиваются. Из тех, кто мнение формирует.

— А Власыч?

— Приятель его из коммерческой прослойки. Бизнесмен, станкостроением увлекся, дело святое. Потому в Думе и ошивается, проталкивает интересы отрасли. Кстати, кого предпочитаешь: лицедеев или лицемеров?