Немота - [7]

Когда мы после выступления вышли из филармонии, город был залит огнями, а небо оставалось светлым, с лиловатым отливом, и там, где дома позволяли проглянуть закат, лежала чистая, ровная, ярко-алая полоса.

Девушка с темными, робкими и упрямыми глазами увязалась за моей партнершей. Ей нужно было выяснить, стоит ли бросать педагогический институт ради театрального училища. Она играет в самодеятельности и мечтает стать профессиональной актрисой. Их режиссер верит, что из нее получится толк.

— А на каком ты сейчас курсе?

— На третьем.

— Боже мой, окончи сперва институт, а там видно будет. Сколько тебе лет?

— Скоро двадцать.

— Есть о чем говорить! Ты все успеешь. Учитель — такая прекрасная профессия! Быть с детьми, наставлять маленькие души, что может быть лучше?.. Конечно, все девушки, особенно миловидные, — быстрый, косой взгляд на собеседницу, — мечтают о театре. Или о кино…

— Нет, я кино не люблю!

— И правильно делаешь… Но дай мне договорить. Предположим, ты кончила театральный и попала на сцену. Это ровным счетом ничего не значит. Я четверть века играла снежинку, а Электру, Джульетту и Бесприданницу — знаменитые старухи. Ты думаешь, так легко превзойти своих учителей? Успех, слава!.. Поди добейся просто творческой удовлетворенности.

— Вот вы же добились.

— Господи, а чего мне это стоило! И все-таки по-настоящему счастливой я чувствую себя в классе. Шефствую над одной московской школой, читаю ребятам классиков, а потом мы говорим о всяких замечательных вещах.

— Я думала, что обращаюсь к актрисе, а попала к несостоявшемуся педагогу!

— Ну, вот спросите его. — Артистка кивнула на меня. — Как бы вы поступили на месте этой милой девушки?

Я и сам потом удивился своему нищему здравомыслию.

— Тут нет двух мнений, — гугнил я. — Надо кончить институт, получить образование и надежную профессию, а там видно будет…

— Да зачем же тогда жить?! — вскричала она раненым голосом.

Но я продолжал с тусклым подъемом пережевывать те убогие аргументы, какими принято удерживать молодых людей от решительных, поворотных поступков во славу бытовому смирению, душевному мещанству. Наверное, девушка не раз слышала подобную чушь, но окрашенную личным за нее страхом и потому еще менее убедительную. Она искала у нас помощи, чтобы спасти свою душу, гибнущую без любимого, единственного дела, а мы ни черта не поняли в ней. Да пусть она идет, куда велит ей сердце, пусть даже расшибется в кровь, — все лучше, чем начинать жизнь с трусливого отступления. И чего я фальшивлю столь проникновенно? Неужели из-за того, что выронил оружие из рук?..

Девушка оставила нас внезапно. Я еще нес свою галиматью, а ее уже не было рядом. Потом из тишины поздней улицы донеслось:

— Дураки!.. Старые дураки!..

А город упрямо не отступался от меня. Он прибегнул к самому сильному средству: пригласил меня на рыбалку. Я уверен, что незнакомый человек — Сергей Иванович, отыскавший меня в гостинице, чтобы позвать на озеро, действовал, сам того не ведая, по поручению высших мистических сил. Потом оказалось, что он совмещает в себе газетчика с тонким лирическим поэтом. Он был настолько истинным поэтом, что не стал проверять холодным рассудком правомочность возникшего в нем веления — позвать на ловлю карасей человека, которого в глаза не видел, и позвонил мне в шесть утра.

— Здравствуйте, это Сергей Иваныч говорит. Я вас не разбудил?

— Конечно, разбудили.

— Вот и хорошо. Надо ехать, карасей ловить.

— Да, да, — ответил я поспешно. — Я и сам так думаю.

— Вам часа хватит на сборы? Буду у вас в семь ноль-ноль.

Теперь я знал, что разбудивший меня человек служил в армии. Басовитый, застуженный голос выдавал моего сверстника. Значит, я поеду на рыбалку с участником Отечественной войны, скорее всего бывшим офицером. О газете и поэзии я узнал, разумеется, позже.

Ровно в семь ноль-ноль я был в пустынном, прохладном вестибюле. Сонная дежурная за стеклянной загородкой, в очках с толстыми стеклами, выпукло увеличивающими глаза, напоминала рыбу-телескоп, тычащую тупым носом в стенку аквариума.

Нет, не была она похожа на рыбу-телескоп. Это я сочинил, сделав вид, будто опять могу «мыслить образами». Ладно, все еще вернется к тебе, поднимется с зеркала затихшей воды, или слетит с прибрежных кустов, или выюркнет из травяной чащи, или тихо спустится с облака…

Похоже, я стал заниматься самовнушением. Мой тихий смех спугнул дремоту администраторши, она посунулась к стеклянной загородке и, честное слово, стала точь-в-точь рыба-телескоп.

Прибыл Сергей Иванович. На редакционной «Волге». С редакционным шофером за рулем. Мы обменялись рукопожатием и помчались по главной магистрали, сквозь радужные брызги поливальных машин. Свежо и крепко пахло мокрым асфальтом, газоном, почками, первой листвой. Мне почудилось, будто я узнаю запах утреннего солнышка. Правда, если отнять все отчетливо различимые запахи, наполнявшие город в этот ранний час, то не возникнет запаховой пустоты, останется слабый, теплый аромат солнечного луча. И опять меня кольнула догадка о натужности, искусственности моих усилий откликнуться миру. Как это не похоже на прежнюю обременительную, неотвязную и счастливую заботу!..