— А чего ж она от тебя вырывалась тогда?
— Так… дура! Вот и вырывалась. Я ж только ручку поцеловать хотел! Выразить… так сказать, свое восхищение. Ну? Что ж в этом дурного?! Я же не маньяк какой-то…
— А вот про это ты на зоне рассказывать будешь. Время от времени. Когда рот освобождаться будет.
— Да что же это вы мне тут такое говорите… — Голос мужчины дрогнул. — Вы что же, ей верите, а мне нет?
— Да лично мне без разницы, — вяло обронил сержант и собрался было отойти к скамейке.
Но тут мужчина произнес столь же банальную, сколь и роковую в подобной ситуации фразу:
— Я на вас жаловаться буду!
Сержант обернулся и шарахнул его дубинкой по башке. Мужчина охнул, мешком осел на пол и затих.
Вновь воцарились столь желанные всем людям в милицейской форме покой и тишина.
* * *
Майор Молодец бродил по зданию РУВД, заглядывал в разные кабинеты и безуспешно пытался разыскать хоть кого-нибудь из своих непосредственных подчиненных. Время от времени он даже приподнимался на цыпочки и таким вот образом, пытаясь производить как можно меньше шуму, подкрадывался к какой-нибудь двери и припадал к ней ухом. Может, затаились и выпивают? Не звякнет ли стаканчик? Не крякнет ли кто невольно, хватанув стакан самогону?
Увы.
Как правило, если за дверью и выпивали, то совершенно не его сотрудники.
Воровато обернувшись на внезапно распахнутую Молодцом дверь, они облегченно вздыхали (не наш начальник!) и дружно устремляли в его сторону твердые взгляды, из которых явствовало — ему здесь не нальют.
Чтобы сгладить неловкость, Молодец свойски хмыкал и произносил дежурную шутку:
— Ну? Как обстановка?
— Накаляется, — привычно пожав плечами, стандартно отвечал ему кто-нибудь.
Молодец вновь хмыкал и ретировался.
Обойдя все здание РУВД, Молодец вернулся на родной этаж и наконец увидел в конце коридора подначального ему старшего лейтенанта Моргулиса. Сверкая из-под набрякших с перепою век рубиново-красными белками глаз, тот нетвердой походкой брел в сторону своего кабинета и волочил за шкирку какого-то хмыря.
Поприветствовав начальника кивком головы и болезненно при этом поморщившись, Моргулис втолкнул хмыря в кабинет и вошел следом. За ними вошел и Молодец.
Не произнося ни слова, Моргулис указал хмырю на стоящий у одного из столов стул, обошел стол и, усевшись напротив, крепко стиснул виски руками.
— За что, начальник?.. — начал было плаксиво канючить хмырь, но даже те колебания воздуха, которые произошли в окружающем пространстве от звуков его писклявого голоса, так резанули похмельного опера по ушам, что Моргулис, словно раненый медведь, взревел, шарахнул кулаком по столу и, уже совершенно обезумев и почти теряя сознание от болевого шока, склонился вперед, приблизив свое лицо к источнику звука.
— Звук издашь, убью, — выдохнул он свистящим шепотом. — Веришь?
Хмырь немедленно с готовностью кивнул.
Молодец присел на краешек соседнего стола.
— Вот, — все таким же горячим шепотом произнес Моргулис, вынув из ящика стола несколько листиков мятой, не совсем чистой писчей бумаги и дешевую обгрызенную с одного конца шариковую ручку. — Пиши.
— А… чего писать-то? — тоже шепотом поинтересовался хмырь, придвигая к себе бумагу.
— Все пиши. Все, что знаешь.
— Вообще все?
— Ты надо мной издеваешься, да? — в очень нехорошей улыбке Моргулис обнажил крепкие, по явно несколько дней не чищеные зубы и потянулся к стоящей за его спиной прислоненной к батарее центрального отопления черной резиновой дубинке метровой длины. — Ты смерти моей хочешь, да?
— Да не, начальник, я чего… Я это… я напишу.
— Вот и пиши, — Моргулис вновь стиснул виски ладонями и прикрыл глаза. — Все пиши. Как убивал, как расчленял, где части тела закапывал…
— Да какое тело, начальник?! — вновь встрепенулся было хмырь. — Кости одни…
Огненная игла приступа чудовищной абстинентной мигрени[19] пронзила мозг Моргулиса такой невыносимой болью, что он замычал, откинул голову назад, а потом резко наклонился всем телом вперед и без замаха закатил хмырю такую оплеуху, что тот слетел со стула и откатился к стене.
— За что, начальник… ну за что… — скорчившись на полу и закрыв голову руками, чуть слышно скулил он.
— А чтобы не орал тут… прямо у меня над ухом, — обессилено прошептал Моргулис и взглянул на Молодца умоляющим взглядом.
— Так… — Молодец оторвал зад от обшарпанной столешницы и шагнул к двери. — Старший лейтенант, зайдите ко мне.
Моргулис медленно поднялся со стула и пошел вслед за своим командиром.
— А ты пиши пока, — обернулся он к хмырю, вышел из кабинета и запер дверь.
Войдя в свой кабинет, Молодец открыл сейф, вынул из него стакан и початую бутылку азербайджанского коньяка.
— Это из того конфиската, что мы на прошлой неделе изъяли? — с сомнением во взоре взглянул на бутылку Моргулис. — Он же паленый, Петрович…
— Паленый, — кивнул Молодец. — Но мы ж его пили? И ничего.
— А мы его разве пили? — искренне удивился Моргулис.
— Ну ты даешь… — тряхнул головой Молодец. — А куда же он весь девался?
— А… — что-то припоминая, Моргулис протянул руку к наполовину наполненному стакану. — Это когда Витьки Лобова самогон закончился, мы тебя все-таки на конфискат раскололи, чтобы догнаться
