Немецкий детектив - [55]
— Мертв, — с ужасом произнес он и медленно выпрямился.
Полицейские агенты уставились на труп. Грауман сунул пистолет в карман и подал знак шоферам.
— Я сам обыщу дом Голлера, — бросил он. — Лауфер пойдет со мной. — Комиссар холодно взглянул на распростертое тело вахмистра и приказал: — Оттащите его в сторону. Мелер останется здесь, пока не увезут тело.
Полицейские агенты отнесли мертвого вахмистра в кусты и расселись по машинам.
Грауман поднял руку, давая сигнал к отправлению. В сонном безмолвии слышался лишь затихающий рокот моторов.
Карл Вебер
Тайна двух медальонов
Глава 1
Каролина Диксон пользовалась своей машиной редко. Когда она садилась за руль, воспоминания тут же начинали сочиться из потаенных уголков памяти и, обжигая, заползали под кожу. На лбу проступал пот, крупными каплями сбегал вниз и затуманивал стекла очков. Уши не воспринимали звуков окружающего мира. Словно закупоренные пробками. И в мозгу происходило нечто таинственное: включался какой-то неведомый механизм, воспроизводивший не уличные шумы, а хлесткие звуки выстрелов, треск ломающегося дерева, скрежет металла, звон разбитого стекла…
Это так и осталось в ней, хотя со времени той схватки не на жизнь, а на смерть минули годы. Но это были совсем не те годы, которые скучно и однообразно прожила, должно быть, вон та женщина с кошелками или контролерша в метро, минуту назад возвратившая миссис Диксон проездной билет. Каролина оценивала годы по-иному, не просто в цифрах от нуля до нынешних сорока. Ее жизнь испещрили борозды, глубокие и резкие зарубки, а прошлое стерлось напрочь, поглотилось, как промокашка поглощает чернильные пятна, не оставляя ничего, кроме блеклых размытых пятен.
Даже меньше.
Судьба распорядилась уничтожить последние следы прежнего бытия Каролины Диксон. Бытия, конец которому положили прицельные выстрелы и летящие осколки стекла.
Стройная элегантная женщина остановилась.
От стен веяло прохладой, капли воды падали на платформу. Ожидающие зябко поеживались. Долгожданное апрельское солнце соблазнило людей одеться в легкие плащи и костюмы. Люди больше доверяли собственным чувствам, нежели показаниям термометра. Лопались первые почки, тускло-зеленым цветом покрЫлись сады и парки, над городом расстилалось прозрачное ярко-синее небо.
Каролине Диксон не было холодно. Она не принимала признаки какого-либо явления за само явление. Ни при каких обстоятельствах. Одевалась так, как того требовала шкала Цельсия. Она не доверяла ничему внешнему, иллюзорному. Сомневалась в любых ощущениях, ненавидела эмоции. Она чуралась страстей и чувствительности. Всегда, а теперь особенно.
Миссис Диксон думала о завтрашнем дне, о своей поездке в Париж. Думала о том, что рассказала ей несколько часов назад Эрика Гроллер, врач-окулист из Далема — района Западного Берлина. После этого можно было бы все же осуществить свой давнишний замысел. Или отступиться. Но Каролина Диксон не отступилась. Нет. В особенности после того, как она подержала в руках этот медальон, медальон Эрики Гроллер, пять дней назад, когда гостила на далемской вилле, а доктор звонила по телефону в соседней комнате.
Открытие, которое она тогда сделала, побуждало к дальнейшим действиям. Толкало на дело, требовавшее от нее еще больших усилий, чем все прежние дела. Ее план был рискованным, она это знала. Опасности грозили ей не только извне. Главную из них она не могла отвести ни оружием, ни веским остроумным словом. Эта опасность таилась в ней самой.
Каролина думала о медальоне, о разговоре с Эрикой Гроллер, о завтрашнем дне. При этом сердце ее билось быстрее, стучало и трепетало, и что-то ныло и даже болело внутри. Но она доверяла своему разуму. Верила в его холодную ясность. Знала, что преодолеет слабодушие и мягкотелость.
Поезд мчался по темной трубе туннеля. Когда встречный состав со свистом проносился мимо окон, казалось, что скорость удваивается. Жесткая неподвижность на станциях походила на спазм электрического дыхания: Далемдорф, Аллея Подбельского, Брайтенбах-аллее… Северная линия вела к центру. На конечной станции Каролина Диксон перешла на другую линию.
Она любила метро. И больше всего — берлинскую подземку. Все здесь было четко. «Выход на вокзал сюда!», «Этот поезд идет в Рубелен!» Точно. Ясно. Надежно.
В нью-йоркском метро все было наоборот. Загадка для иностранца: куда приехал? Где находишься? Жалкие таблички, крохи информации. Только коренные жители ориентировались в этом лабиринте. Миссис Диксон, много лет прожившая в Нью-Йорке, о себе этого сказать не могла.
Она любила парижское метро — обшарпанные сиденья и запах пота; любила московские станции с их купеческой роскошью. Ей были хорошо знакомы дороги в Лондоне и Гамбурге, Токио и Рио. Она видела жизнь сверху и снизу, трассы гор и долин этого мира.
Ее мира. На самом верху и в самом низу. Промежуточные станции отсутствовали: они быстро проносились мимо. Когда звуки выстрелов хлестали вокруг и осколки разлетались по сторонам, это произошло в самом низу. Не в первый раз, но, по-видимому, в решающий. Тем круче после этого оказался взлет. Взлет до миссис Каролины Диксон, заместителя директора по науке в американской памятной библиотеке в Берлине.
