Немецкие шванки и народные книги XVI века - [19]
Случилось в одном городе убийство, и никак не могли определить, кто убийца. Но вот увидел убийцу пес убитого и набросился на него, словно вздумал сожрать, а было это не то в церкви, не то на улице, где вам угодно. Только обратили люди внимание на этого человека, раз уж пес к нему прицепился, поглядели на него хорошенько и схватили — и признался он в своем злодеянии и получил по заслугам. Не зря же и Господь Бог велит людям быть друг другу верными, по крайней мере друзьям, как пес верен своему господину.
У одного богача было три дочери. Он выдал их замуж, дал за каждой приданое, все, что положено, себе же оставил только самое необходимое — на хлеб, да на воду, да на поддержание дома, в котором обитал вдвоем со стряпухой, женщиной весьма благочестивой, — только показалось дочерям, что и этого ему много и вообще чересчур уж он зажился на свете. И одолели они с мужьями его просьбами отдать им и оставшееся имущество, а они за это станут заботиться о нем до конца его дней, предоставят ему отдельную комнату в доме у каждой, из еды он будет неизменно получать лучший кусок, а из питья — только самое сладкое. И отец поддался на их уговоры и передал им все имущество, и первый год они держали слово. А на второй год, когда ему начало больше нравиться жить у одной из дочерей, чем у двух других, она сказала ему: „Отец, долго ли ты собираешься сидеть у меня на шее? Ступай к сестрам, они ведь получили ровно столько же, сколько я“. Добрый отец понял, что был обманут, и решил посоветоваться с умным человеком. А тот дал ему ветхий мешок, набитый песком и камнями, и научил, как себя вести. Обманутый отец пришел с этим мешком к одной из дочерей и попросил ее дать ему в долг меру и три свечи, ему, мол, надо кое-что посчитать и измерить. И просидел в одиночестве чуть ли не до утра и позвякивал да постукивал камушками, как будто считал деньги. А утром положил в меру медный грош и отдал дочери. „Слушай, отец, — сказала она, — а ведь всю ночь было слышно, как ты считал гульдены, этого звука я ни с чем не спутаю“. И отец ответил: „Да, приберег я в мешке немного денег про запас и откажу их в завещании той из вас, которая будет обо мне лучше других заботиться“. Узнав об этом, каждая из дочерей захотела заполучить отца к себе, аж перессорились промеж собою, и жилось ему с тех пор лучше некуда. А когда пришел ему срок умереть, решили сестры, что стесняться больше нечего, и кинулись к мешку, и нашли в нем песок и камни, а вдобавок еще скалку, на которой были написаны по-английски следующие слова: „Да узнает целый мир, что скалкой следует поколотить того глупца, который все свое добро раздает детям, а сам терпит нужду и лишения“. Взглянули они друг на друга и устыдились. Намотай это себе на ус!
Один богач послал сына в Париж, чтобы тот выучился там на доктора медицины. Сын уехал, а отец умер и оставил ему огромное наследство. Брат отца написал молодому наследнику письмо и отправил с нарочным в Париж. Сын вскрыл конверт, поглядел на подпись, увидел, что подпись дядина, и спросил у гонца: „А что с моим отцом?“ — „Прочтите письмо, — ответил гонец, — и вы все узнаете“. Сын начал читать письмо, узнал, что отец его опочил, и очень расстроился, но, читая дальше, выяснил, что отец своей последней волей вверил его попечительству свою бессмертную душу и все свое огромное состояние, и последнее — без каких бы то ни было условий, отчего юноша опять повеселел и сказал: „Быть моему отцу в кучах небесных“. Хотел-то он сказать „в кущах небесных“, да оговорился от радости и волнения. Так он помянул родного отца, так распорядился его бессмертной душой, — а что куч на небесах не бывает, сие всем ведомо. Поэтому никогда не вверяйте душу своим близким, но сами заботьтесь о ее спасении.
Францискус Петрарка повествует о том, как некий отец с сыном наделали столько долгов, что их решили казнить, посадив в котел с маслом и разведя под котлом огонь. Оказались они в котле, привязанные спиной друг к дружке, да оба голые, — мудрено ли, что сын сперва замерз, начал стучать зубами и возроптал на холод. Но тут разожгли костер, и котел стал понемногу нагреваться, и масло в нем — тоже, и сын возроптал уже на жару. Отец же был куда терпеливее и, осерчав на сына, увещал его следующим образом: „Ах ты, сукин сын, ни жары, ни холода не выносишь“. Францискус Петрарка замечает по этому поводу, что то было достойное слово достойного человека, умеющего переносить и жару и холод, — и лучше всего было бы его немедленно простить и помиловать.
Ехал мельник на мельницу, навьючив на мула четыре мешка с зерном. Повстречался ему монах и говорит: „Жаль мула, слишком много ты на него навалил“. — „Вовсе нет, ваша милость, — ответил мельник, — он запросто утащит сверх того всю кротость и все долготерпение вашей милости да и всего монашества“.
Некий монах остался в одной деревне без подаяния, никто даже не покормил его. Тогда монах забрался в церковь и ударил в колокол, огласив деревню заупокойным звоном. Звонарь прибежал в церковь и спросил у монаха, кто умер. „Любовь к ближнему умерла в здешних местах, — ответил монах, — никто не подал мне Христа ради, поэтому я и трезвоню в колокол“. В ответ на это звонарь принялся бить в самый большой из церковных колоколов. „А это что значит? — спросил монах. — Еще кто-нибудь умер?“ — „Кротость и долготерпение, которые ты должен бы иметь, — ответил звонарь, — также мертвы, поэтому я и трезвоню в колокол“.
