Немецкая романтическая повесть. Том II - [129]

Политическое значение своей литературной программы Арним ясно сознавал:

«В этом вихре новизны, в этом мнимом и сверхскором насаждении рая на земле[31] во Франции угасли почти все народные песни — еще до революции, которая, вероятно, потому только и стала возможна…»

«О боже! Где старые деревья, под которыми только вчера еще мы отдыхали? Где древние знаки твердых границ? Что с ними произошло, что происходит!»

(О народных песнях).

В исторических романах, в новеллах Арнима обрели художественную форму его мистический «позитивизм» и «нигилизм». Основой фабулы служит фольклор, старый обычай, поверье, легенда.

Исторические представления, по Арниму, не имеют своего предмета, от которого они отделены, но сами они и есть этот предмет, тождественны с ним. Легенда не есть легенда о том-то и том-то; как говорит легенда, так в действительности и протекали исторические события. Историческое сознание равняется историческому бытию. Отсюда полная мистического цинизма фантастика повестей Арнима.

Методами реалистического зрелища Арним разрабатывает ирреальные сюжеты; абсурдов, которые получаются при этом, Арним не боится, он даже подчеркивает их: «верю, потому что абсурдно».

Изабелла Египетская была напечатана в 1812 г. Общий очерк фабулы взят из фольклора.

Завязка легендарная: проклятье над цыганским племенем. Цыганам издревле заказано возвращение в родной Египет. Когда богоматерь с Иисусом спасались в Египте, цыгане не оказали им гостеприимства. Богоматерь с младенцем стояли «под проливным дождем», но их не пустили в дом.

Уже в этом добавочном штрихе о «дожде» виден стиль Арнима, мистическая конкретизация того, что по природе своей отнюдь не конкретно.

В евангельско-цыганскую легенду Изабелла вводится с прямою ролью: она должна снять древнее проклятье. Есть предсказанье, что у нее будет сын от великого властителя и что сын этот выведет свой народ в Египет.

Возлюбленным для Изабеллы Арним избирает юного Карла Пятого. Таким образом, в легендарную фабулу вставлено подлинное историческое лицо, конкретность легенды упрочена. Вместе с Карлом приходит в фабулу пестрый XVI век, Гент — резиденция Карла, Адриан, воспитатель Карла, будущий папа Адриан VI («последний немецкий папа»), и т. д. и т. д.

«Предметность», объективность легенды возможна только через воссоединение ее содержания с какими-то нормально-эмпирическими вещами и персонажами, «естественными» и достоверными.

Подлинность истории Изабеллы подтверждается, когда Арним, например, рассуждает о причинах ошибок и неудач Карла V. Арним объясняет их тем душевным распадом, который испытывал Карл после ухода Изабеллы, им обиженной и неоцененной. Ошибки Карла исторически известны, об Изабелле документальная история ничего не знает. Достоверные следствия Арним выводит из недостоверных причин, которые, однако, в этой связи «заражаются» неким историческим реализмом.

Гент, окруженье Карла V, дела Империи, дела испанской короны даются приспособленными к фабуле о цыганах и их Изабелле, то-есть подлинно-историческое не овладевает всем полем рассказа, но включается только в меру своей пригодности для фиктивного фольклорного сюжета, логика и потребности которого являются, таким образом, в повести ведущими.

Такую же роль играют в смысловой композиции картины быта, бытовой жанризм — крепкие нравы XVI века, ярмарка, старуха Брака, воровка и сводница; и они своим соучастием, своим прикосновением к сказочному сюжету об Изабелле и ее призвании подтверждают «реализм» этого сюжета.

Любопытно, что живописная, жанровая Брака — тоже явление сравнительной филологии: этот тип взят не из «натуры», но из литературы. Брака — это «picara», героиня воровского («плутовского») романа, созданного испанской литературой эпохи Возрождения.

Сказочность новеллы отяжелена добавочными персонажами. Гриммельсгаузен, писатель XVII века, служит источником для истории Альрауна, по его же материалам создается «Медвежья шкура» (Bärenhäuter). Из раввинских легенд, пересказанных в Газете для отшельников Якобом Гриммом, переселяется в новеллу Арнима Голем.

В фабуле Изабеллы Египетской, которая уже укреплена как событие в реальном пространстве и времени, им всем предоставлены места и роли. «Медвежья шкура» — скромный пособник Изабеллы; Альраун — пособник зазнавшийся, Голем — двойник и соперница. Тем самым и этим трем уделяется доля реализма.

XVI век, эпоха реформации и великой крестьянской войны в Германии, — это излюбленная эпоха Арнима. Ей посвящены монументальные Хранители короны, и здесь ясны потребности Арнима-историка. Он ищет аналогий между современной, начала XIX века, Германией и эпохой Лютера. Германия после великой крестьянской войны — это страна нового укрепления феодализма, так как в неудачной революции XVI века и крестьянство и городская буржуазия были порознь разбиты, а последующее развитие международной экономики, губительное для начатков немецкого капитализма, довершило низложенье немецкой буржуазии — перенос торговых путей в Атлантику и т. д. Сам Арним был наследником этого развития Германии. И для него, как и для всех романтиков, XVI век был совершенно злободневен (см., например,