Немец - [5]

Шрифт
Интервал

«И вовсе никакая она не бабушка, как Зигфрид считает,— поразился Мюллер.— Но с этой манерой одеваться, с этими вечными платками не разберешь».

—Мам, немец есть просит, че делать?— спросил женщину Коля.

—А шут его знает. Вон, гуся ему своего отдай.

—Гуся, мам, не отдам. Жалко.

—Отберут, сынок, все равно, отберут. Ты не дуже-то губы раскатывай.

—Не отдам гусей и все. Тоже мне хозяева! Нашим не отдал из лесу залетным, и этим не дам.

—Не кричи ты, ради бога, дурной… Все одно — кто-нибудь заберет. Не поймешь, кого теперь бояться. Наши вон убегли, а этих понаехало до шутовой матери.

Ральф чувствовал, что русские обсуждают его просьбу, но ничего не понимал. Пожалуй, кроме одного: мальчишка вел себя слишком задиристо. Такого не приручить. Женщина то и дело поправляла цветастый платок, качала головой, смиренно скрещивала руки на груди. Ему все это надоело.

—Курицу, гуся, что хочешь, фройляйн, приготовь, и быстро,— Ральф повысил голос и добавил на смеси русского и немецкого: — Кушевать еду. Битте. Яйки, кура, сало. Комунистен капут. Матка, шнеллер!

Тут со стороны прудика донесся шум, в котором превалировал отчаянный гусиный гогот. Процесс установления контакта с местным населением был прерван сколь позорной, столь и комичной картиной: два солдата, побросав оружие, преследовали гуся, который с упорством и ловкостью, достойными спортсмена-олимпийца, уходил от погони. Ральф, было, собрался позвать Зигфрида, чтобы тот немного развлекся, но тут, неожиданно для всех, Коля метнулся к пруду, загнал всех гусей в воду, сам прыгнул вслед за ними, и, что-то выкрикивая в адрес солдат, каким-то чудом собрал вокруг себя всех птиц, которые теперь и не думали вылезать на берег.

Поначалу солдаты смеялись, но осознав тщетность попыток выманить мальчишку с гусями из пруда, рассердились не на шутку.

В одном из солдат Мюллер узнал румына Антонеску. Другой, баварец, как и Ральф, схватил винтовку. Целился в парня, издавал звуки, имитирующие выстрел. Мать Коли, причитая, бросилась к пруду, видимо, пытаясь урезонить сына.

—Уйди, мать,— буркнул Коля.

Пацан не хотел отдавать гусей немцам, то ли, полагая, что таким странным способом сумет их защитить, то ли решив погибнуть вместе с ними.

Парня вытащили из пруда силой. Он что-то кричал, отбивался. Гусей забрали всех. Явился комендант, от него за десять метров несло шнапсом. Пришел выбранный вчера староста — неприметный человек, при виде которого мать Коли прошептала что-то похожее на «воробей». Коля зло озирался по сторонам. Ральф стоял рядом, мрачно наблюдая за происходящим.

—Расстрелять его,— коротко приказал комендант, и, обведя взглядом толпу солдат и жителей деревни, отрывисто бросил: — За сопротивление законной власти. Эй, кто тут… Мюллер! Выполнять!

«Я?— Ральф не поверил своим ушам.— Почему, я?»

—Но, герр гауптман, это не по моей части. Простите, это тыловые…

—Молчать, Мюллер! Хотите, чтобы завтра они на голове у вас отплясывали свои дикие танцы? Выполнять приказ, а то я тебя сейчас самого пристрелю. Курортники… К окопам его, на холм. Доложить исполнение.

Капитан Грубер, похоже, искренне и самозабвенно ненавидел всех новобранцев, и вдвойне тех, кто из бюргерских семей, да еще прибывших на Восточный фронт прямиком с итальянской Ривьеры.

Видимо, мать Коли поняла, что происходит. Она побледнела и стала медленно оседать на траву. Парнишку толкнули к Ральфу. Мюллер зачем-то передернул затвор автомата, произнес тихо:

—Ком. В смысле «пошли».

Ральф отметил про себя, что парень держится молодцом. Его била дрожь, но в целом для человека, которому жить осталось от силы минут пятнадцать, вел себя достойно. А может, это вошедшее в поговорку русское отчаяние? Впрочем, никакое оно на самом деле не русское. Если бы Ральф собрал сейчас в один комок все свои эмоции и мысли, всю свою солдатскую тоску по дому, беспросветную, вызывающую почти физические страдания, обостренные чуждым пейзажем, он и сам бы полез под пули, не сожалея и не тревожась.

Они дошли до яблоневого сада, форсировали мелкую речушку, поднялись на холм, туда, к окопам, где под ракитами лежали не убранные трупы русских солдат.

Ральф все уже для себя решил. Убивать пацана он не станет.

Коля про это не знал. Он встал на краю окопа, косясь на серо-зеленые силуэты убитых на дне и на бруствере. Над местом боя витал тяжелый дух смерти.

Мюллер вскинул автомат. Парень вздрогнул, потом, когда раздалась короткая очередь, вздрогнул вновь, понял, что жив и уставился на Ральфа.

—Беги.— Ральф жестами объяснил мальчишке, что надо бежать.

Коля перепрыгнул через окоп и пошел в сторону пилорамы. Оглянулся дважды. Ральф направил на него автомат, поймал на мушку удаляющийся силуэт. Еще метров пятьдесят, и в него будет не попасть.

«Это не предательство, если я отпущу его к чертовой матери,— думал Ральф, продолжая целиться в русского мальчишку.— Капитан напился, меня недолюбливает, гусей все равно отняли… За это парню умирать? Пусть идет. Капитан проспится, парень вернется в деревню, они там все на одно лицо — никто ничего не узнает. Все. Думаю, своего-то гуся я заслужил».

Мысль о гусе словно вернула Ральфа к жизни. Даже нид убитых русских уже не смущал ефрейтора. Ральф развернулся и быстро зашагал вниз, мимо яблонь и ракит, по сбитым пулями веткам, через речушку, в дом к матери не убитого им Коли.


Еще от автора Юрий Алексеевич Костин
Русский

История не заканчивается. Иногда события и предметы словно вынуты из линейного потока и кажутся митчелловской «бесконечной матрешкой раскрашенных моментов». Романы Юрия Костина «Немец», «Русский», «Француз» — тот случай, когда прошлое продолжает напоминать о себе, управляя выбором и судьбой своих героев в реальном настоящем. Яблоневый сад в деревне Хизна осенью 1941-го, советская «Пирожковая» на Рождественке и Октоберфест в Мюнхене, карибский аэродром, шаманская река и альпийское озеро, бульвар Санта-Моника, штаб Кутузова в Тарутино и обсерватория НАСА на вершине Мауна-Кеа — вот только некоторые «пазлы» из хроник Антона Ушакова. У вас в руках второе издание романа «Русский».


Француз

История не заканчивается. Иногда события и предметы словно вынуты из линейного потока и кажутся митчелловской «бесконечной матрешкой раскрашенных моментов». Романы Юрия Костина «Немец», «Русский», «Француз» — тот случай, когда прошлое продолжает напоминать о себе, управляя выбором и судьбой своих героев в реальном настоящем. Яблоневый сад в деревне Хизна осенью 1941-го, советская «Пирожковая» на Рождественке и Октоберфест в Мюнхене, карибский аэродром, шаманская река и альпийское озеро, бульвар Санта-Моника, штаб Кутузова в Тарутино и обсерватория НАСА на вершине Мауна-Кеа — вот только некоторые «пазлы» из хроник Антона Ушакова. Новый роман Юрия Костина «Француз» — о преодолении границ и конфликтов, даже самых болезненных: между людьми, которых еще вчера называли «союзниками» или, например, «братскими народами».


Убить Горби

Павлу, молодому офицеру спецслужб, доверено важное дело: охранять находящегося на отдыхе в Форосе президента СССР Михаила Горбачева. И никто не догадывается, что у него есть еще и тайное задание: ликвидировать первое лицо страны. Павел не выполняет приказ и тайно вывозит Горбачева из Фороса, чем навлекает на себя гнев заказчиков. И теперь ему необходимо спасти президента и уцелеть самому. А в стране в это время начинается переворот…


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.