Немцы - [9]

— Да, — охотно согласился Лаптев.

— Она неутомимая, — с удовольствием рассказывала Тамара. — Хоть кого спросите: встает чуть свет и сразу в лес. В конторе сидеть не любит. А у нас участок большой, по всему Чису километров сорок будет. Вот и колесит, где-нибудь у костра перекусит, и дальше. Зато работу уж она видит не по сводкам, а на самом деле. Ее никакой сводкой не обманешь.

— Я ее теперь бояться буду, — заметил Лаптев, и они оба засмеялись.

Рано утром четырнадцатого марта Лаптев и Тамара раньше обычного вышли из дома и направились к лагерю. По дороге их догнала на санках Татьяна Герасимовна.

— Не поморозим немцев? — спросила она, здороваясь. — Холод собачий! А ведь нынче Евдокия, надо бы курочке напиться…

Лошадка быстро домчала их к лагерю. За воротами были слышны гул голосов, топот ног, выкрики старост, называющих фамилии. Татьяна Герасимовна привязала лошадь к коновязи и пошла вместе с Лаптевым и Тамарой в лагерь.

Весь обширный двор был заполнен людьми. У корпусов строились роты. Впереди стояла первая рота. Суетился со списками в руках ее староста Вебер, немолодой уже немец с добрым широким лицом. Лейтенант Петухов ходил вдоль строя и сквозь зубы ругал немцев за отсутствие хорошей выправки.

Подошел комбат. Петухов отрапортовал:

— Первая рота батальона интернированных немцев построена. Трудоспособных первой категории — сто сорок человек, трудоспособных второй категории — тридцать семь человек, больных — одиннадцать человек.

Комбат тоже прошелся вдоль строя.

— Ну, смотреть бодро! Что мы вас на казнь ведем, что ли? — крикнул он, потом подозвал Татьяну Герасимовну и Тамару: — Что, нравятся вам эти красавцы? Парни хоть куда! Вот хоть этот франт, — он указал пальцем на пепельнобородого Чундерлинка, очень импозантного в модном коричневом пальто. — Вы на них покрепче жмите. Если не будут как следует работать, пишите мне рапорт на каждого в отдельности. Я с ними быстро управлюсь.

— Мужики красивые, спору нет, да уж что-то больно шикарно одеты, — заметила Татьяна Герасимовна. — В лес бы надо одежонку похуже: пожгут все и порвут.

— Извините, не успел им в ателье рабочие костюмчики заказать, — съязвил комбат. — Но только вы зря беспокоитесь: у них багажу — кладовая ломится. Два вагона барахла я им из Румынии вез. А женить их здесь я не собираюсь, так что беречь ихние наряды нечего.

Тамара с любопытством разглядывала немцев. Их лица резко отличались от русских. Мужчины были похожи то ли на киноартистов, то ли на профессоров каких-то, как она их себе представляла. Женщины на нее особого впечатления не произвели. Тамара снова посмотрела на первую роту и вдруг встретилась глазами с высоким красивым парнем, который стоял с краю. Она потупилась и отошла в сторону.

— Что, не понравилась вам наша команда, Тамарочка? — спросил Лаптев.

— Будут ли они работать? — с сомнением сказала она, косясь на немцев.

Штребль, взгляд которого так смутил девушку, услышал ее и понял. Подобрав несколько известных ему русских слов, он выпалил:

— Мы будет хорош работа.

Тамара покраснела и ответила по-немецки:

— Это мы увидим.

— Фройлейн говорит по-немецки! Кто она такая? — раздался удивленный шепот.

— Будет там болтать! — крикнул комбат. — Махен, захен, шляхен, … вас поберихен! В лесу наговоритесь. Петухов, выводи лесорубов на улицу. Звонов, как твоя рота?

Саша Звонов, красный, потный, взволнованный, подбежал и отрапортовал:

— Рота построена! Трудоспособных — сто двадцать человек, вторая группа — двадцать один человек, больных — семь человек и, я извиняюсь, товарищ старший лейтенант, которые совсем оказались раздетые — одиннадцать человек Не в чем построить, сидят в корпусе.

— Что за ерунда! Куда же они одежду дели?

— Не иначе, попрятали. Сам все обшарил, товарищ старший лейтенант. Вчера еще ходили по двору в одёже…

Комбат, не стесняясь женщин, крепко выругался, потом махнул рукой Отто Грауеру. Тот быстро подбежал.

— Выдай этим одиннадцати паразитам телогрейки из командирского фонда. И чтобы вечером отобрать и найти их собственные.

— Беда, — объяснял Звонов Татьяне Герасимовне и Тамаре, — два часа собирались: только отвернешься, куда-то пиджак с него исчез, другой шапку прячет. Чистые симулянты! Свое хоронят, требуют казенного.

Татьяна Герасимовна покачала головой:

— Ну, народ! Хватим мы с ними горя. До чего же несознательные! Они наших, небось, голышом гоняли, а сами требуют: подай им то, другое…

Хромов разъярился:

— Я их, сукиных детей, поморожу, а одежды им не дам, пока не заработают. Они думают, что Россия — это собес для фашистских подонков. Потом своим заставлю заработать! В землю затопчу!

Лицо у комбата стало дергаться, запрыгала левая бровь. Лаптев взял его за рукав и потащил в сторону:

— Да успокойся ты! Есть из-за чего себя волновать. Комбат перевел дух и скомандовал:

— Марш за ворота!

Вторая рота, ежась и топчась, нарушая всякий строй, повалила за ворота.

— Мингалеев, давай баб! — крикнул комбат.

Из глубины двора тронулась третья рота. Крестьянки торопливо двигали ногами, обутыми в огромные валенки. На всех были длинные теплые шали. Горожанки дрожали в своих коротких пальтишках.