Немцы на государственной службе России. К истории вопроса на примере освоения Дальнего Востока - [41]

2 февраля король через своего доверенного уведомил русских, что он намеревается на днях вместе с наследным принцем искать в русской миссии убежища от угрожающей его жизни опасности. Коджон это решение принял окончательно, не боялся последствий такого своего шага, «так как, оставаясь во дворце, он рискует еще гораздо больше».

Через несколько дней он попросил у А.Н.Шпейера и К.И.Вебера военной помощи – матросов, которые бы встали на защиту русской миссии в случае осложнения ситуации. И уступая этим настоятельным просьбам, Алексей Николаевич немедленно предложил командиру крейсера «Адмирал Корнилов» Петру Моласу выслать в миссию возможно больший десант. Как только подкрепление прибыло, Шпейер и Молас были приняты Коджоном, а на рассвете 11 февраля король перебрался на территорию русской миссии[310].

После прибытия Коджона в русскую миссию, утром 11 февраля А.Н.Шпейер известил всех иностранных представителей о том, что король, признавая, что из-за сложившихся политических обстоятельств его дальнейшее пребывание во дворце опасно для жизни, решился искать убежища вместе с наследником в русской императорской миссии.

Для России такое развитие событий также могло иметь неприятные внешнеполитические последствия. Из-за корейского короля вполне могло быть военное столкновение с Японией. Но действия Шпейра и Вебера были в конце концов одобрены. Это подтолкнуло и более активный переговорный процесс с Японией. В результате русско-японских переговоров в Сеуле 14 мая 1896 г. был подписан меморандум между Россией и Японией (Сеульский меморандум). Под ним были подписи К.И.Вебера и Комуры Дютаро. В меморандуме было записано следующее:

«1) оба представителя будут советовать королю вернуться в свой дворец, «как скоро исчезнет всякое сомнение в его безопасности»;

2) министры… будут назначены по свободному выбору Коджона;

3) общее число японских жандармов никогда не должно превышать 200 человек для охраны японской телеграфной линии между Сеулом и Фусаном;

4) японские войска могут быть расположены в составе двух рот – Сеуле, в Фусане и Генсане по одной, численность каждой роты не должна превышать 200 человек. Россия может также содержать стражу, не превышающую количества японских войск в тех же местностях»[311].

После переезда Коджона в русскую миссию король смог почувствовать себя в безопасности. Кроме того, это был его первый близкий контакт с русскими войсками, и судя по всему они произвели на него на корейского монарха благоприятное впечатление. Дважды поблагодарив матросов, Коджон отпустил десант и был в восхищении от молодцеватого вида людей, от их выправки. Тогда же он выразил А.Н.Шпейеру свое желание, чтобы русские взялись за обучение и организацию корейской армии. Уже 14 февраля 1896 г. Коджон просил А.Н.Шпейера и К.И.Вебера передать русскому правительству просьбу «поддержать первые шаги, делаемые им… на пути тесного сближения Кореи с Россией»… Он хотел бы «образовать у себя надежный и хорошо обученный корпус войск численностью на первое время до 3000 человек»[312].

«Почти немедленно после этого разговора А.Н.Шпейер телеграфировал русскому посланнику в Японии М.А.Хитрово: «Король просит ходатайствовать о назначении русского советника и инструкторов в корейскую армию». Но 26 февраля 1896 г. министр иностранных дел А.Б.Лобанов-Ростовский сообщил М.А.Хитрово: «Передайте Шпейеру, что мы готовы преподать советы королю, но в виду настоящего тревожного положения вещей находим преждевременным возбуждать вопрос об официальных советниках и военных инструкторах»[313].

В своей книге «История корейско-русских отношений в конце XIX в.» корейский историк Ким Ен-Су приводит некоторые архивные документы в их полном тексте. Вот выдержка из донесения российского поверенного в делах в Сеуле А.Н.Шпейера министру иностранных дел

А.Б.Лобанову-Ростовскому от 30 января 1896 г.:

«… Мирный переворот, произведенный королем при нравственной поддержке императорской миссии, можно считать, таким образом, безусловно и благополучно удавшимся. Народ вне себя от радости и восторга и требует, чтобы ему доставлен был случай видеть короля и выразить ему свои чувства преданности и почтения, но, к несчастью, отрадная картина эта легко может омрачиться серьезными недоразумениями с японцами. Недоразумения эти могут быть вызваны самым незначительным происшествием и при царствующем в столице возбуждении умов предотвратить их также трудно, как и предугадать их возникновение»[314].

В русской миссии король прожил почти целый год. Российская поддержка позволила отстранить от власти японцев, вместо японского в Корее утвердилось русское влияние: был учрежден Государственный совет по образцу российского Государственного совета. В Сеуле открыли русскую школу.

А Вебера отозвали в Петербург. И это оказалось концом его яркой карьеры на Дальнем Востоке. Лишь в 1902 г. он снова оказался в Корее в качестве чрезвычайного посланника, чтобы вручить Коджону, уже ставшему императором, орден св. Андрея Первозванного в связи с сорокалетием его правления.

И Вебер, и Шпейер остаются в истории как посолы нашего расширения на Восток, как инициаторы сближения с великими, но в тот момент слабыми нациями у Тихого океана. Мощное продвижение в эту часть Света Англии, Германии, Америки и России, политика самих дальневосточных наций способствовали нарастанию острых противоречий в регионе. Но такие люди, как Карл Иванович Вебер и Алексей Николаевич Шпейер, были воплощением новых мощных трансграничных и кросс-культурных влияний и взаимодействий. Благодаря таким, как они, начиналась эпоха глобализации.