Немцы и калмыки, 1942-1945 - [43]

Из того обстоятельства, что калмыки некогда добровольно вошли в состав России и защищали Российскую Империю против внешних врагов в войнах 17, 18 и 19-х веков, слишком уж автоматически делался вывод, что и в годы Великой Отечественной Войны они внесли свой героический вклад в защиту Советской Родины.

Поскольку 1609 год считается официальной датой «добровольного вхождения калмыцкого народа в состав Российского государства», в 1959 году в заново созданной КАССР была отпразднована 350-я годовщина этого события как «великий национальный праздник, как праздник нерушимой и вечной дружбы калмыцкого народа с великим русским народом и другими народами нашего Отечества».

Понятно, что такое обобщение наносит слишком большой ущерб исторической правде и корректности.

Естественно, что было немало калмыков, особенно среди молодёжи, которые защищали Советскую власть из внутренних убеждений.

Но и у многих других не было никакого выбора, кроме как сражаться и трудиться на правительство, которому они должны были подчиняться.

О какой доле населения может в данном случае идти речь, остаётся вопросом, но в немецкой зоне оккупации их число было «к счастью, небольшим».

Представляя исключительно эти силы как выразителей всего народа и обобщая их влияние на всех калмыков, акценты сразу, естественно, расставляются далеко не в пользу стихийно возникшего освободительного движения, которое связывало осуществление национальных интересов не с победой, а именно с поражением Советской власти.

Оскорбление мотивов широких кругов населения, которые видели в немцах гарантов калмыцкой национальной жизни, характеризует и другая тенденция осмысления прошлого, которая порой поддерживается и утверждается юридическими средствами-всё, что нашло дорогу на сторону оккупантов, якобы могло вырасти только из криминальной среды либо из аморальных побуждений.

Очевидной цели дискредитации калмыцкого освободительного движения сразу после восстановления КАССР в 1958 году послужило, например, дело Миллера, бывшего начальника полиции в Яшалте, которого обвинили в жестокостях при преследовании просоветских активистов.

Можно ли из этого эпизода делать самые общие выводы, остаётся сомнительным — в любом случае, преследование т. н. «карателей» которых обвиняли в убийствах и пытках советских граждан было оговорено в законе об амнистии Верховного Совета от 1955 года. (Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной Войны 1941–1945 г.г., Известия, 18.09.1955.)

Иначе обстояло дело при расследовании политического и военного сотрудничества или даже принадлежности к вооружённым частям под немецким командованием.

Темой этой работы было как раз исследование вопроса о том, что существование Калмыцкого Кавалерийского Корпуса было проблемой, которая выходя за рамки всех правил, говорила о регулярном, организованном и военном соединении.

Назло всем советским историкам мы должны признать, что ни становление, ни судьба Калмыцкого Кавалерийского Корпуса не даёт никакого морального права заклеймить этих солдат как «убийц» или «карателей».

Советские граждане, трагической или несчастной ошибкой которых было то, что они были солдатами или офицерами «в германской армии, в полиции или в других германских формированиях» однозначно подпадают под 3-й параграф закона об амнистии 1955 года.

(Согласно 5-му параграфу этого Указа, подписанного главой Советского государства К.Ворошиловым, все бывшие советские граждане, находившиеся за рубежом освобождались от ответственности, если они в 1941–1945 г.г. были в плену или служили в немецких частях. То же самое имело место и в отношении лиц, которые «занимали руководящие посты в созданных оккупантами органах полиции, жандармерии и пропаганды. Проживающие за рубежом советские граждане, совершившие тяжкие преступления против Советского государства, могут быть приговорены с учётом смягчающих обстоятельств к ссылке не более 5 лет.»)

Опасность для бывших солдат Калмыцкого Кавалерийского Корпуса тем самым представлялась непонятной, впрочем как и имевшее место в действительности судебное преследование и осуждение.

(Так, в 1967 году в Элисте были осуждены и приговорены к смертной казни бывшие офицеры Калмыцкого Корпуса Бадма Хаджигоров, Санджи Мукубенов, Сергей Нимгуров и Санджи Коноков, которые к тому времени уже отбыли 20-летние сроки в лагерях. Такая же судьба постигла в 1971 году Николая Мухараева.

Особенно трагичным представляется дело Ермака Лукьянова, отца 9 детей, бывшего офицера связи между ККК и Калмыцким Национальным Комитетом, который, поверив в амнистию, посетил как турист из Бельгии свою родину в 1969 году. Он был арестован и не вернулся.

По мнению Арбакова, — 03.08.1972 — эти процессы являются чисто «политической акцией», — таково общее мнение среди калмыцких эмигрантов.)

Но если советская юстиция так настойчиво демонстрирует свою беспощадность по отношению к бывшим борцам за свободу, то разрешено, наверно, спросить, что же стало с теми, кто так варварски обошлись с калмыцким народом в 1943–1944 году?