Нельзя забывать… - [19]

Шрифт
Интервал

— Кто твои друзья?

Я не знаю, что ответить. Теперь Сереги нет. А может, мой друг — Зоя, которую я вожу в школу?

— Какие книги ты читаешь?

Стоит ли рассказывать ей, что я давно уже ничего не читаю. Потому что у нас темно. Вечером, сидя перед раскрытой печкой, я едва успеваю приготовить письменные уроки. И то кое-как… Я опять молчу. Нинель Викторовну обижает мое молчание.

— Ну почему ты ничем не хочешь поделиться со мной? Какой ты скрытный, — вздыхает она, — а напрасно. Я, возможно, могла бы помочь тебе…

«Не нужно мне никакой помощи», — думаю я и так сжимаю в кармане алюминиевую расческу, что острые ее зубья впиваются мне в ладонь.

— Можешь быть свободным, — произносит, наконец, Нинель Викторовна.

* * *

Этой же весной фабрика выделила маме три сотки земли, Кирьяковы тоже могли взять, но брать не стали, потому что они уже собирались домой (надо сказать, что они с первого же дня, как поселились у нас, все собирались домой).

Землю «вырешили» километрах в трех от города в местности, которую назвали «Холерными бараками». Когда-то здесь, еще при царе, во время холеры, построили несколько домов для больных. Теперь домов уже не было. На том месте, где когда-то они стояли, возвышалось несколько поросших молодыми деревьями холмов, да темнели какие-то ямы.

— Много народа здесь повымерло. Еще дед мой рассказывал, — пояснила нам мама.

Теперь о смерти ничто не напоминало — в частом березняке пели птицы, на полянах цвели огоньки…

Мама родилась в селе Кожевниково и на всю жизнь сохранила любовь к земле. Ей давно хотелось иметь свой огород. До войны — для души, в войну он помог бы нам прокормиться.

Между прочим, был не огород, а просто большая поляна. Среди травы торчали колышки с номерками. Наш номер был тридцать седьмой. Участок этот достался нам по жребию. Что такое «жребий», я не знал, но мне здесь понравилось. И мама была здесь совсем другая — веселая, сильная, будто помолодевшая на много лет. Она копала и готовила землю под рассаду капусты и помидоров, а мы с Нюрой таскали воду из лога, где протекал ручей. Когда шли обратно, Нюра уходила вперед, а я, как ни старайся, все равно отставал. Идти быстрее никак не получалось — ведра раскачивались и вода расплескивалась. Плохо было только то, что здесь, в лесу, особенно хотелось есть. Мы с Нюрой никак не могли дождаться ужина.

Мама говорила, что земля нам досталась чудесная: черная, рассыпчатая. Но у нашего огорода было два недостатка: первый — от нашего дома сюда надо было идти чуть не час; второй — далеко от участка находилась вода. И еще плохо, что сторож попался, как мама определила: «из-за угла мешком пуганный». Одет он был удивительно: в старой стеганке без пуговиц, в широких штанах, сшитых из розового байкового одеяла, и босиком. За сторожение он попросил хлеба вперед — полтора килограмма (пришлось купить на базаре). И все смеялся безо всякой причины. Из-за этого смеха его, наверное, и в Армию не взяли — куда же годится такой боец, ему и автомат дать нельзя. Представьте, идет в атаку и хохочет. Это уже не воин. Впрочем, берданку ему доверили: парень везде ходил с ружьем на широком засаленном ремне.

Здесь на участке я первый раз в жизни видел соловья: оказывается, он похож на воробья — такая же серая невзрачная птичка, только, кажется, посерьезней. Сидел на сухой талине, надувал зобик и заливался трелями…

Отправляясь на участок, мы каждый раз брали с собой Рекса. Постепенно он становился настоящей собакой и без памяти любил нас. Все труднее становилось его прокормить. Чаще всего хлеб ему из своей «пайки» уделял я.

Ему нравились эти прогулки — он бежал, обгоняя нас, садился и ждал, когда мы подойдем, то далеко отставал, обнюхивая заборы и выясняя что-то, одному ему нужное. В лесу он тоже не сидел и не смотрел, как мы работаем. Как только мы приходили на огород, он мчался в лес, и мы его не видели до конца работы. Когда мы собирались домой, я кричал:

— Рекс! Рекс!

И он прибегал, сломя голову, с мордой, на которой были написаны восторг и одновременно возмущение: «Неужели вы домой? Неужели вам не хочется побегать по траве, половить мышей, полазить в кустах?»

И вот однажды Рекс не прибежал на мой зов. Я пошел искать его. Долго я ходил между берез и потом увидел… Он лежал, вытянув задние лапы, около сухой талины. Я назвал его по имени. Он не шевельнулся. Я подошел ближе. Вся его голова была в крови. Он был уже совсем холодный. Я взял его на руки и принес к нашему огороду. По пути я вспомнил, что утром слышал два выстрела. Кто стрелял?

— Я знаю, чьих это рук дело, — сразу сказала Нюра, как только увидела мертвого Рекса.

Мы с ней пошли к шалашу сторожа, а мама пошла рыть яму. Парень встретил нас смехом. Он и не думал отрицать, что стрелял.

— Это ваша собака? Повадилась из шалаша хлеб воровать. Такая шкодливая…

Ни я, ни Нюра ему не поверили: Рекс и воровство — вещи несовместимые. У нас дома мы оставляли хлеб на столе — Рекс ни разу не тронул ни крошки.

Мы похоронили его на пригорке под высокой красивой березой, далеко от огорода, на берегу ручья.

Осенью мы одолжили у соседей тележку и поехали за своим урожаем… Теперь лес был совсем другой — желтый, тихий. Когда приехали, Нюра вскрикнула:


Еще от автора Леонид Андреевич Гартунг
На исходе зимы

В книгу пошли повесть «На исходе зимы» и рассказы: «Как я был дефективным», «„Бесприданница“» и «Свидание».


Пoрог

В центре повести Леонида Гартунга «Порог» — молодая учительница Тоня Найденова, начинающая свою трудовую жизнь в сибирском селе.


Блестящий лектор

Опубликовано в краеведческом альманахе «Томская старина» № 2 (4) 1992 г.


Повести и рассказы

Член Союза писателей СССР Леонид Гартунг много лет проработал учителем в средней школе. Герои его произведений — представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, работники библиотек) и школьники. Автора глубоко волнуют вопросы морали, педагогической этики, проблемы народного образования и просвещения.


Был такой случай…

Книги прозаика Л. А. Гартунга хорошо известны томичам. Педагог по профессии и по призванию, основой своих произведений он выбрал тему становления характера подростка, отношение юности к проблемам взрослых и участие в решении этих проблем. Этому посвящена и настоящая книга, выход которой приурочен к семидесятилетию писателя.В нее включены две повести для подростков. Герой первой из них, Федя, помогает милиции разоблачить банду преступников, вскрывающих контейнеры на железной дороге. Вторая повесть — о детях, рано повзрослевших в годы Великой Отечественной войны.


Зори не гаснут

В центре повести Леонида Гартунга «Зори не гаснут» — молодой врач Виктор Вересов, начинающий свою трудовую жизнь в сибирском селе. Автор показывает, как в острой борьбе с темными силами деревни, с людьми — носителями косности и невежества, растет и мужает врач-общественник. В этой борьбе он находит поддержку у своих новых друзей — передовых людей села — коммунистов и комсомольцев.В повести, построенной на острых личных и общественных конфликтах, немало драматических сцен.На глубоком раскрытии судеб основных героев повести автор показывает трагическую обреченность тех, кто исповедует философию «жизни только для себя».


Рекомендуем почитать
Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.


Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.


Верхом на звезде

Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.


Настало время офигительных историй

Однажды учительнице русского языка и литературы стало очень грустно. Она сидела в своем кабинете, слушала, как за дверью в коридоре бесятся гимназисты, смотрела в окно и думала: как все же низко ценит государство высокий труд педагога. Вошедшая коллега лишь подкрепила ее уверенность в своей правоте: цены повышаются, а зарплата нет. Так почему бы не сменить место работы? Оказалось, есть вакансия в вечерней школе. График посвободнее, оплата получше. Правда работать придется при ИК – исправительной колонии. Нести умное, доброе, вечное зэкам, не получившим должное среднее образование на воле.


Рассказы китайских писателей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отец Северин и те, кто с ним

Северин – священник в пригородном храме. Его истории – зарисовки из приходской и его семейной жизни. Городские и сельские, о вечном и обычном, крошечные и побольше. Тихие и уютные, никого не поучающие, с рисунками-почеркушками. Для прихожан, захожан и сочувствующих.