Нельзя забывать… - [18]

Шрифт
Интервал

Отъезд мы назначили почему-то на 20 апреля. К этому сроку все должно быть готовым. Время выбрали, когда все взрослые на работе. Привезли из школы Зою. Серега поцеловал сестренку, я пожал ей руку, и мы двинулись на товарную станцию. Каждый из нас оставил по записке. Сергей написал: «Мама, не ищи меня. Вернусь после победы. Смерть немецким оккупантам! Сергей Кирьяков.» Я тоже написал: «Смерть немецким оккупантам!», хотя мы и не сговарились, что писать.

Товарная станция находилась у черта на куличках. Мы прошли через весь город и даже вспотели, потому что очень торопились.

Пришли. Пробрались к составам, конечно, не через станцию. Серега предусмотрительно сказал:

— Главное — никого ни о чем не спрашивать.

На путях стоял пустой товарный состав. На одном из вагонов мы увидели крупную надпись мелом — «Челяб.»

— Ну что ж, — сказал Серега, — доберемся до Челябинска, а там видно будет.

— А когда он пойдет? — спросил я.

— Надо потерпеть. На фронте все терпят… Не будет же он стоять вечно.

Залезли в один из вагонов, задвинули дверь и зарылись в какую-то солому. Пахло почему-то навозом. Здесь не было ветра и сначала показалось тепло. Но это только сначала. Немного погодя почувствовали, как холод залезает под пальто.

— Ты спишь? — прошептал Серега.

— Какой тут сон? — отвечал я.

Потом мы услышали далекие голоса. Серега осторожно выглянул и доложил обстановку. Какие-то двое идут вдоль состава с фонарем и заглядывают в каждый вагон.

— Значит, скоро поедем, — заключил я.

Серега был другого мнения.

— Зарывайся поглубже в солому, — скомандовал он.

Так я и сделал.

Мужские голоса прозвучали около нашего вагона, Заскрипела тяжелая дверь.

— И тут никого нет, — прозвучал хриплый старческий голос.

— Обожди, а это что? — спросил другой.

Кто-то схватил меня за ногу и вытащил из соломы.

— Ты что здесь делаешь? — спросил мужчина.

— Ничего…

Что я еще мог ответить?

Крепко держа меня за рукава, эти двое повели меня на станцию. Одеты они были в форму железнодорожников. «Хорошо, что не милиция», — подумал я. Но без милиции не обошлось. На станции они подвели меня к двери, над которой висела табличка «Железнодорожная милиция». Посадили на скамью в теплой, ярко освещенной комнате. Молодой сразу ушел. Со мной остался старый. Позвонил телефон. Железнодорожник снял трубку:

— Да, да… У нас… Я же говорил, что никуда не денется… Можете забрать…

«Значит, нас-то они и искали по вагонам», — понял я.

Дальнейшее представлялось мне совершенно ясно — сейчас прибежит мама, будет обнимать меня и плакать, а потом поведет домой. Ну что ж — чему быть, того не миновать. В тепле я отогрелся немного и задремал — может быть, потому что ночь перед этим не спал.

Внезапно дверь открылась, и в комнате появилась не моя мама, а почему-то Лара. Она с недоумением уставилась на меня.

— Получайте вашего Сергея, — засмеялся железнодорожник. — В целости и сохранности.

Лара побледнела:

— Это не он…

— Как не он? Ах ты, черт побери!

Мгновенно обо мне забыли. Старик и Лара побежали куда-то. Через несколько минут вернулись.

— Ушел уже… — причитала Лара.

— Надо дать телеграмму на следующую станцию. Там его снимут…

Она еще осталась на станции, а я пошел домой. Тогда я не понимал, что случилось, а позже выяснилось вот что: Лара вернулась с фабрики раньше обычного. Она порезала палец, ей сделали перевязку на здравпункте и отправили домой. Дома она нашла записку Сергея, позвонила в школу, побежала в военкомат. Оттуда дежурный позвонил на станцию. Вот почему железнодорожники осматривали каждый вагон и меня приняли за Сергея.

Дома я прежде всего порвал свою записку, а что касается Сереги, то ему, как всегда, повезло. На следующей станции его почему-то не сняли, и он спокойно покатил в сторону фронта.

А я так и остался дома. И конечно, мама узнала, что я был с Серегой, но все обошлось без скандала: она почти не ругала меня, а Нюра даже сказала, что я молодец и она гордится моим поступком. А вот в школе сложилось все по-другому. На другой день меня вызвала к себе Нинель Викторовна. Она встретила очень ласково, улыбнулась:

— Присаживайся, Агеев.

Я сел на краешек стула.

— Ну расскажи, зачем ты это сделал?

«К чему спрашивать о том, что совершенно ясно? Мама и Нюра этого не спрашивали.»

— Не подумал? Да?

«Опять не то… Как можно было „не подумать“? Наоборот, все до мелочей было думано и передумано.»

— Обещай мне, что этого больше не будет…

«Зачем же я буду ей обещать? Лучше промолчать.» А дальше началась сплошная педагогика.

— Собственно говоря, я хотела выяснить, почему ты стал учиться слабее, чем прежде…

— Кто его знает… — шмыгнул я носом.

— У тебя носовой платок есть?

Я стал рыться в карманах.

— Прежде ты учился много лучше… Ведь так?

— Ну…

— Не «нукай» — ты не на конюшне…

Она перестала улыбаться.

— Что с тобой? Ты, говорят, увлекаешься «чикой»?

При чем здесь «чика»? Да разве все расскажешь? Может быть, дело в том, что все время хочется есть, а может быть, дело в той бумажке, в которой незнакомым почерком написано, что «верный воинской присяге, пал смертью храбрых под Наро-Фоминском рядовой Григорий Захарович Агеев… Похоронен в братской могиле…» А Григорий Захарович — это просто наш Гриша… Обо всем этом можно было бы сказать Ивану Михайловичу, а вот Нинель Викторовне — нельзя. Нет таких слов, чтобы сказать. Ведь не скажешь, что последнее время мама стала сухонькой и маленькой и все чаще подолгу молчит, А Нинель Викторовна — молодая, красивая — спрашивает:


Еще от автора Леонид Андреевич Гартунг
На исходе зимы

В книгу пошли повесть «На исходе зимы» и рассказы: «Как я был дефективным», «„Бесприданница“» и «Свидание».


Пoрог

В центре повести Леонида Гартунга «Порог» — молодая учительница Тоня Найденова, начинающая свою трудовую жизнь в сибирском селе.


Блестящий лектор

Опубликовано в краеведческом альманахе «Томская старина» № 2 (4) 1992 г.


Алеша, Алексей…

Леонид Гартунг, если можно так сказать, писатель-однолюб. Он пишет преимущественно о сельской интеллигенции, а потому часто пользуется подробностями своей собственной жизни.В повести «Алеша, Алексей…», пожалуй, его лучшей повести, Гартунг неожиданно вышел за рамки излюбленной тематики и в то же время своеобразно ее продолжил. Нравственное становление подростка, в годы Великой Отечественной войны попавшего в большой сибирский город, это — взволнованная исповедь, это — повествование о времени и о себе.


Повести и рассказы

Член Союза писателей СССР Леонид Гартунг много лет проработал учителем в средней школе. Герои его произведений — представители сельской интеллигенции (учителя, врачи, работники библиотек) и школьники. Автора глубоко волнуют вопросы морали, педагогической этики, проблемы народного образования и просвещения.


Был такой случай…

Книги прозаика Л. А. Гартунга хорошо известны томичам. Педагог по профессии и по призванию, основой своих произведений он выбрал тему становления характера подростка, отношение юности к проблемам взрослых и участие в решении этих проблем. Этому посвящена и настоящая книга, выход которой приурочен к семидесятилетию писателя.В нее включены две повести для подростков. Герой первой из них, Федя, помогает милиции разоблачить банду преступников, вскрывающих контейнеры на железной дороге. Вторая повесть — о детях, рано повзрослевших в годы Великой Отечественной войны.


Рекомендуем почитать
Оттепель не наступит

Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.


Месяц смертника

«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.


Осенние клещИ

Нет повести печальнее на свете, чем повесть человека, которого в расцвете лет кусает энцефалитный клещ. Автобиографическая повесть.


Собака — друг человека?

Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак (с).


Смерть приходит по английски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тринадцатое лицо

Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?