Нелюди Великой реки. Полуэльф - [155]

— Это особенность моего таланта… — усмехнулась девушка горделиво. Молода она еще, очень молода… — Расскажу, так и быть… В свой портал я ни капли магии не вкладываю. Ее с другой стороны нужно втюхивать, и в немалых размерах. Нас, как бы лучше сказать, «утягивает» в портал. Понимаешь? Не мы портал открываем, а на нас он открывается…

— А на нас… Ананас… — протянул я, — кормежка предусмотрена? У меня с утра маковой росинки…

— Кто о чем, а вшивый о бане, — усмехнулась Наташа, — Ты зачем Стрекалова убил, ублюдок? За смарагды, конечно. Убил и ограбил…

— Наташа, тебе очень не идет, когда ты ругаешься… Такая молодая и красивая девушка, а ротик такими словами поганишь…

Наташе стоило огромных усилий не наорать на меня, но она справилась.

— Я не ругаюсь, — ответила она тихо. — Хоть мне с тобой и разговаривать-то противно…

— Хорошо, — согласился я, — не надо разговаривать…

— Надо, Федя, надо… — устало процитировала Наташа, — как Стрекалова убил? Почему? И что с тела снял, кроме смарагдов?

— Все, что снял, у вас должно быть, — пожал я плечами, — проверьте по описи… И тетрадь тифлинга Игана отдайте! И объясни мне один моментик: как же два агента, убитых в мастерской у Глоина?

— Убитых? — зло переспросила Наташа, — Ты тела их видел? Лично?

Да как тела-то увидишь? Во всех городах Новых княжеств и в большинстве Старых закон один: крематорий, огненное погребение… Сразу после смерти, на всякий пожарный. А то мало ли что или кто в мертвое тело вселиться может…

— Нет, не видел, — признал я, — вот значит как…

— Именно так, — сухо проговорила Наташа, — ты же взрослый человек, почему веришь всему?

— На нос свой полагался… — признался я, — Василь Васильич, когда про агентов рассказывал, вроде не врал.

— А ты не подумал, что Василий Васильевич твой может быть не в курсе?

— Чего это он мой? — окрысился я.

— Ладно, не твой… Мы решили, что почти уже подобрались к Ашмаи через Стрекалова, как вдруг ты приезжаешь в Ананьино один…

— Виталю я убил в рамках самообороны — честно ответил я. — Что у вас на него планы были, меня никто в известность не ставил. Так что упреки ваши не по адресу. Лучше нужно планы составлять…

Тут мне не к месту вспомнился Судья-Архонт, швыряющий в лицо своему помощнику гостевую книгу «Священного Аэрбола», и я не смог его не процитировать:

— И обвинительное заключение надо лучше готовить…

В лицо Наташе, кажется, бросилась вся кровь, — так она покраснела. Цветом лица на Паолу стала похожа… Кстати о Паоле… Все, значит, смарагды изъяли? Ну-ну…

— Одного я в этой истории не понимаю, — Наташа совладала с собой, надо же! Я уж думал, что сейчас будет истерика… — Зачем ты вообще в это дело влез? Ну не влюбился же! Не смеши мои коленки!

Я молчал, уставившись в потолок. Пока делал вид, что плющу рожу в камере, как раз и думал об этом вот самом. Что сказать…

Пять лет преподавательского стажа. Пять лет рассуждений про то, что такое «честь» в литературном произведении. Пять лет анализа «рыцарских романов», столь популярных в Великоречье. Пять лет я читаю «композишнз» о том, как надо спасать «капитанскую дочку». Пять лет я повторяю одни и те же слова. Верю ли я в них еще?

Если бы наши «агенты» не погнали меня из Академии поганой метлой, я бы сам ушел. Потому что уже с трудом мог отличить, где «учительская», «менторская» позиция, а где моя, собственная, Петра Андреевича Корнеева. Поэтому, когда пропала Наташа, я воспринял это как вызов. Как шанс доказать, что «красивые слова» в моих «преподавательских» устах — не просто слова. Не просто бла-бла-бла. Ну, а то, что Наташа — красавица, так вообще — подарок судьбы. Я себя знаю… Некрасивую девицу я тоже бы, наверное, отправился спасать, может быть… но красавицу — отправился бы спасать с энтузиазмом! А с энтузиазмом гораздо лучше ведь, чем без энтузиазма!

* * *

— Ты так боялся, что я возьму верх, что я заставлю тебя плясать под свою дудку… — голос Витали был тягуч и насмешлив. Он был похож на пролитое клубничное варенье, медленно, но неотвратимо стекающее на пол кровавыми сгустками. Можно попробовать собрать варенье ложкой обратно в банку, но и вид его, и вкус безвозвратно испорчены. И наказания не избежать… — Ты так боялся меня, что предпочитал плясать под целый оркестр чужих дудок, лишь бы в их вое не слышать мой голос…

— Замолкни, зануда! — а что я еще мог сказать…

— Ты плясал под дудку пристава, потом под дудку Тимохина, потом Семена, потом полуэльфа…

— Не такой уж и большой оркестр! Камерный, но уж никак не симфонический! А некоторые, не будем показывать пальцем, пляшут под чужую дудку не только всю жизнь, но и после смерти!

— Это ты на что намекаешь? — наконец-то мне удалось озадачить оборотня.

— На Ашмаи! — промурлыкал я самым своим вкрадчивым голосом. — Думаешь, я не вижу, как тебя корежит, когда я называю это имя!

Я не ожидал, что реакция Витали будет такой. Сперва его выгнуло в дугу, он стал надуваться, как пузырь, потом его оболочка лопнула, и из нее, шевеля множеством отвратительных лапок, стала выбираться черная мокрица исполинских размеров.

— Ящерица симпатичнее была… — проговорил я дрожащим голосом, всеми фибрами души желая поскорее проснуться, — Ящерица — это не только ценная кожа, но и…