Нелюдь - [23]

Калитка, к которой он подошел, немедленно распахнулась: за ней стоял высокий человек лет шестидесяти. Его седые волосы и необыкновенно гладкое лицо заставили бы любого заподозрить, что обладатель лица совсем недавно побывал в руках специалиста по травматической регенерации.

Ван Эрлик и хозяин дома обнялись, и хозяин приветливо улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы.

– Ты выполнил мое поручение?

– Он придет.

– А вещь, которую я просил?

Хозяин дома молча подал ван Эрлику белую пластиковую коробочку. Тот сунул ее в карман и шагнул внутрь.

– Еще что-нибудь?

– Да, Сури. Полное обследование организма. На имплантаты.

Сури кивнул и молча повел ван Эрлика за собой в глубь дома.

Через пятнадцать минут пират встал с кресла, отцепляя от тела последние датчики.

– Ну что?

Ассистировавший Сури лаборант молча подал Эйрику распечатку.

Метапластмасса в правом локтевом суставе, чужеродная органика в сердце, композитные сплавы в районе бедра. Ничего нового. Старый список – наследие всех переделок, в которые ван Эрлик когда-то попал, включая ту, первую, пятнадцать лет назад, когда корвет с разнесенными вдребезги двигателями рухнул на поверхность Харита.

Полковник Станис Александр Рашид Трастамара не засунул в него ничего. Не считая «Веноры».

– Имплантатов не выявлено. Однако у тебя что-то странное с кровью, Эйрик. И с иммунной системой. Я могу взять для анализа пункцию костного мозга.

– Не надо, – отказался ван Эрлик.

Одевшись и осторожно погладив в кармане белую коробочку, ван Эрлик покинул дом.

Минуты через три он входил в общий зал небольшого ресторанчика, смежного с задней стеной особнячка Сури.

Ресторан был невелик и, подобно многим дешевым забегаловкам, пытался скрыть это фальшивой голостеной, изображавшей огромный балкон, выходящий в залитый ночными огнями парк. Судя по тому, что голограмма была сильно сдвинута в фиолетовую часть спектра, ресторанчик предназначался в основном для крийнов.

Ван Эрлик как раз задумался над тем, стоит ли ему ограничиться только жареной кенафкой или заказать еще и суп из альтусий, когда кто-то опустился на стул напротив.

Ван Эрлик поднял голову и увидел Чеслава. Полные губы подростка были твердо сжаты, серые глаза глядели словно в прицел. Высокий, худощавый, в новой дорогой одежде, с гибкими движениями тренированного бойца, он походил на избалованного сына наркоторговца или губернатора.

– Любишь крийнскую кухню? – спросил ван Эрлик. – Советую заказать ротату и шнасс.

Чеслав с облегчением последовал его совету.

Официант-крийн, неслышно возникший за их спинами, принялся сгружать с мерцающего подноса горшочки и тарелки со снедью. Собственно, подноса не было – было силовое поле, угасавшее по мере уменьшения числа тарелок и наконец погасшее совсем.

Ротата оказалась чем-то вроде непроваренной древесной коры. Когда прибыл шнасс, Чеслав поковырялся палочкой в тарелке, пытаясь определить составляющие вони, и спросил:

– Это что, личинки жука-навозника?

– Да. – сказал ван Эрлик, – у крийнов они деликатес. Они выдерживают их на солнце десять дней, чтобы они как следует протухли, а потом лепят из них котлетки. В качестве скрепляющего фермента они используют собственную слюну. Они пережевывают личинки во рту, а потом отрыгивают их и заправляют маслом.

Чеслав посмотрел на тарелку своего собеседника, где дымилось что-то восхитительно прозрачное, с острыми рыбьими костями, торчавшими наружу, и запахом курицы, и принялся за шнасс. На курсах выживания их заставляли есть даже дерьмо барров.

В заключение им принесли кофе, налитый в суповую тарелку.

– Сэр, – спросил официант-крийн ван Эрлика, – вам не понравилось?

– Все замечательно, – сказал Эйрик.

– Просто я заметил, что на вашей тарелке много костей, – сказал официант и одобрительно покосился на пустую тарелку Чеслава.

– Люди не едят кости, – объяснил Эйрик. Последним официант принес блюдечко, на котором горкой лежали темно-серые камушки.

– Гравий для заточки задних зубов, – сказал официант и гордо удалился.

– Зачем вы меня вчера оставили на ужин? – спросил в упор Чеслав. – Вам хотелось поставить под сомнение мою верность императору, да?

Ван Эрлик пожал плечами.

– Губернатор одной планеты просит напасть на другую. Он же не просит нападать на императора? При чем тут верность империи?

– При том, что это война! «Эдем» может разнести целую планету, и губернатор Тарета не поставил никаких ограничений!

– Это война, – сказал Эйрик ван Эрлик, – но сектор, которым правила Маргарита Тарета, был слишком велик, и император Валентин намеренно раздробил его. А потом его наследник нарочно стравил родственников друг с другом, чтобы они не объединились против императора. Император не сочтет орбитальную бомбардировку Альтайи изменой. Он сочтет ее необыкновенно удачным продолжением своей политики.

– Вы враг императора, – сказал Чеслав, – а рая на земле никогда не было.

– Был, – отозвался Эйрик. – Я провел там девятнадцать лет. Потом я шлепнулся о его поверхность. Наши компенсаторы взорвались еще до входа в атмосферу. Мы сыпались на планету по частям. Нас было семнадцать человек. Выжил только я.

Эйрик помолчал, а потом его смуглое лицо зажглось изнутри, словно в него вставили лампочку.