Неложные мотивы - [2]

* * *

Вот и сошлось две подруги

На просеке, как листа

Белизна

Нетронутая

Но мы не любили друг друга

Я гордой была, ты — проста

Была

Но я гордой была по-простому

А ты простою была, но истому

Гордости

Прочитывала я на твоём лице

* * *

Нагие обовьём друг друга

Как спирали

Но я тебя не вижу, ты так туго

Скручен

Вниз головой, как Пётр — сначала

Тебя ещё я различала

По пульсу

А после — после по причине

Понятной

Тебя уже в своей вагине

Различала лишь

Обнаружила

Различила

* * *

Какою-то силой несома

При позднекитайской луне

Бывает вот так хромосома

Опомнится тихо во мне

И вскинется где-то под кожей

В тиши: Я хочу быть такой же

Как она –

Но ведь ты же малюсенькая! –

А я вырасту! –

Тогда и поговорим

* * *

Когда лимонная луна

Нависнет над собачьей миской

И вдруг увидит: пусто, склизко

А где собака? — Так она

Давно уже сошла с ума

Тебе разве не передавали? –

Нет. Жаль. Хорошая была собака. –

Да уж, действительно хорошая

* * *

Их муки вечные не ждут

Сволочей

Привыкших

Спокойны их сердца

Посткоммунистические

Да, им к лицу их подлый труд –

До кончиков конца

Их!

Ишь –

Раскраснелись даже

* * *

Бесстыдные немыслимые вещи

С улыбкою мне шепчет по ночам

Он! –

Кто? –

Не знаю

И груди топчет и рукою ищет! –

Что ищет? –

Да противоположное очам! –

А что очам-то противоположное? –

А и сказать не могу! –

Почему же это? –

Стыдливая я

* * *

Два чёрных яда, сладкие на вкус

Я знаю их, но путаю упорно –

Один из них как Плотиновый Нус

Другой из них пустой и просто чёрный

Но оба страшно ядовитые

Однако для меня безвредные

А вот ребёнок в руки их берёт

Тихо! –

Посмотрим же, какой он изберёт

* * *

Стояли тихо у дверей

В вечерний поздний час

Как тени

И шустрый маленький еврей

Как мышка между нас

В дом прошмыгнул

Вот я сейчас его кнутом! –

О ком ты? — Я о том

Еврее! –

Каком еврее? –

Ну, что в дом прошмыгнул! –

Да ты путаешь что-то

По мотивам поэзии Дубинчика

Лондон * 1995

Предуведомление

Вот еще один камень в основание того благостного времени, когда поэты, как последние из способных на то людских особей (так положено, полезно и осмысленно — их взаимоотталкивание и противостояние как символ и явление предельной человеческой самости в ее предельном напряжении самопознания и становления), возлюбят друг друга и писания друг друга. И станут всматриваться в чужие слова, пытаясь их постичь и преобразовать в свои. Когда письмо станет не коллективным, а соборным — письмом одного общего текста, с малыми вариациями в виде ныне вам представляемых, в жанре "по мотивам поэзии…"

* * *

Посидели мы долго, душевно

И причина прямая была –

Дом над Волгой и прочьи дела

И какой-то больной там душевно

Не наш

По-тибетски, мучительно долго

Выл над неописуемой Волгой

Уплывающей

* * *

Та улица с пожухлой крапивой

Шаболовка

В которую без памяти влюблён

С детства

И будочка с непробованным пивом –

Ребёнок ещё всё-таки

И прочее, и прочее, и клён

И тополь

Где я стоял, впервые холодея

Не помню от чего, как Галатея

Ещё только антропоподобная

* * *

Вот поеду в гости я к Марине

С поезда сойду и поверну

К дачам

И помажу зубы поморином

К ночи

В одеяло её тело заверну

Молодое

Упругое

Детективную возьму какую книгу

И пойдёт, пойдёт себе писать интрига

Детективная

Аж до рассвета

* * *

Что наморщила нос

Как японский цунами

Разве же между нами

Как аватарами вечности

Этот странный вопрос

Ориентальный? –

Нет

Нам бы, право, домчаться

Друг до друга

Мы ведь все — домочадцы

Запредельного

Нездешнего

* * *

Не считай меня самцом

Мерзопакостным Отелло

Я лишь слабый, слабый сон

Чей-то

Слаботочная антенна

Самоориентирующаяся

Возбуждающаяся только

На те, неведомые токи

Из космоса

А так я — чистейшее хвойное стояние

* * *

Холодные и бархатные

Как сугробы плечи

А мы такие крохотные

Как мышки, как предтечи

Мышек

Стучим себе коленками

В подземелье

И лишь порою: Лекаря!

Лекаря! –

Доносится –

Барыне опять не по себе! –

Посмеиваемся мы

Мы-то знаем

* * *

Давай-ка в рассеянный альт

Нальём лиловатый асфальт

По горло

А после с тобою вдвоём

В соседний снесём водоём

Его

А после на смуглую грудь

Твою

Нальём тёмно-серую ртуть

Тускло поблёскивающую

А после обоих сравним

Тебя и альт –

Которому больше нимб

Страдания и превозмогания

Подходит

По мотивам поэзии Вайнштейна

Лондон * 1995

Предуведомление

Почти моментально после начала этого проекта (письма по мотивам) я обнаружил то, что, собственно, и должен был обнаружить, что, собственно, лежало на поверхности: и так любое наше письмо есть письмо по мотивам. По мотивам всего безумно понаписанного за всю историю человечества. Осознаём мы это или нет — неважно. Знаем ли мы конкретные адреса наших мотивов, или же они сокрыты, по причине их бесчисленного потребления на протяжении тысячелетий, от нас в своей явленной откровенности, — неважно. Вся разница между нами, пишущими, просто в ясности понимания этого и в смирении принятия сей позиции и сего способа неличной артикуляции как бы личного.

* * *

В оттенках детского испуга

Как будто что-то там дышало

Мягкое

А после маленькое жало

Высунулось

Я прошептала: Полно, Пуго! –

Что за Пуго?? –

Ну, который застрелился

Так вот

Средь политических отвесов

Нет кроме смертных интересов

Смертельных, в смысле

Никаких иных

Интересов

* * *

Пока ускользающий дух

Скользит за прозрачную ширму

Шёлковую

Мы здесь опознали лишь двух

Его аватар — Перво-Шиву