Нелинейное будущее - [9]

ощущения?). Выразив же по инерции сомнение и в собственном существовании, солипсист попадает в концептуальную ловушку, выраженную формулой Р. Декарта – см. эпиграф.

Вот из этого, казалось бы, досужего умственного баловства и выросли основания постнеклассического научного мировоззрения.

Cogito, ergo mundus talis est (Я мыслю, значит, таков мир).

Брандон Картер

Обнаружилось, что «Я существую» – это самое последнее, в чём способен усомниться мыслящий субъект, и единственное, в чём он может быть абсолютно уверен. Таким образом, факт собственного существования исследователя превращается в отправную точку фундаментальных научных построений и критерий их достоверности, на что и обратил внимание известный астрофизик Б. Картер. Отсюда любая физическая (биологическая, социологическая и т.д.) теория, противоречащая факту моего нынешнего существования, по определению ложна или, мягче говоря, неполна и нуждается в дополнительных гипотезах.

Например, безуспешные попытки опровергнуть или хотя бы ограничить сферу применимости второго начала термодинамики (закона возрастания энтропии) породили популярную среди учёных шутку: «Термодинамика – это старая властная тётка, которую все недолюбливают, но которая всегда оказывается права». Закон возрастания энтропии – единственный известный из классической физики асимметричный закон, который поэтому считается основой необратимости. Проще говоря, сущность физического времени в том, что мир безвозвратно становится всё «хуже» – примитивнее, хаотичнее и однообразнее.

По текстам XIX и начала XX века видно, что и тогда учёные испытывали когнитивный диссонанс из-за очевидной нестыковки между выводами физики, с одной стороны, и данными эволюционной биологии, антропологии и социологии – с другой. Но естественнонаучная парадигма заставляла мириться с подобными нестыковками, отдавая безусловный приоритет физическим наблюдениям и экспериментам: спасали ссылки на незамкнутость бесконечной стационарной вселенной и случайность локальных космических флуктуаций типа эволюции в Солнечной системе.

Естествоиспытатель XXI века, знакомый с обстоятельствами универсальной эволюции, уже не может довольствоваться отговорками такого рода. Для него загадка существования, загадка устойчивости и загадка эволюции сопряжены самым тесным образом.

Признавая фундаментальную роль законов термодинамики, он обязан соотнести их с данными о последовательных превращениях, ведущих от кварк-глюонной плазмы первых секунд существования Метагалактики к учёному, осмысливающему свои универсальные истоки. Астрофизикам приходится различать «термодинамическую стрелу времени» и «космологическую стрелу времени» и обсуждать методы их непротиворечивого согласования. Биофизики, биохимики и математики соревнуются в построении интегральных моделей, объясняющих механизмы спонтанного образования и сохранения сложных систем. Со своей стороны, биологи-эволюционисты, а также антропологи, социологи, психологи, искусствоведы и прочие «гуманитарии» примеряют их к своим предметам и обогащают новым материалом. Фундаментальная наука, гносеологически и онтологически ориентированная на субъект знания, обретает как минимум два характерных антропоцентрических акцента: историзм и психологизм. Наряду с моделями самоорганизации, в ней выделилось интегральное направление – Универсальная (Большая) история или мегаистория, – которое объединяет учёных всех специальностей, исследующих мега-тренды и механизмы эволюции.

Когда с изобретением искусственного оружия внезапно открылись новые возможности для убийства, прежнее равновесие между сравнительно слабым торможением агрессии и столь же слабыми возможностями убийства было резко нарушено.

Конрад Лоренц

Продолжим пример, выделив одну из граней загадки существования – сохраняющаяся на протяжении миллионов лет жизнеспособность рода Homo.

Биологи утверждают, что у животных сила торможения внутривидовой агрессии в норме пропорциональна естественной вооружённости («ворон ворону глаз не выклюет») – это предохраняет популяции от самоистребления. Антропологи добавляют, что уже у далёких предков человека, начавших производить искусственные орудия, этот баланс был нарушен; следовательно, по законам природы, они были обречены на гибель. Наконец, из истории известно, что убойная мощь технологий последовательно и с ускорением возрастала от галечных отщепов Олдовайского ущелья (которыми Homo habilis разбивали друг другу черепа) до баллистических ракет с ядерными боеголовками. Между тем в совокупности эти справедливые утверждения явно противоречат тому факту, что автор и читатель этого текста появились на свет.

Работая в парадигме постнеклассической науки, мы не имеем права пренебречь столь вопиющим противоречием. Для его разрешения можно обратиться к силам потустороннего или инопланетного происхождения. Если же исследователь признаёт презумпцию естественности, он должен предположить, что гоминиды выработали эффективный механизм, который компенсировал рост разрушительной мощи технологий и который до сих пор был недостаточно изучен антропологами, социологами и психологами. От того, насколько мы поймём механизмы восстановления социальной устойчивости в прошлом, может зависеть перспектива сохранения планетарной цивилизации в будущем…