Сойер будет здесь с минуты на минуту, а она еще не готова.
Линн положила щетку для волос на столик в ванной.
Она сняла с пальца обручальное кольцо, которое когда-то надел Бретт. Продела в него тонкую золотую цепочку. У нее так дрожали руки, что она долго не могла справиться с застежкой на шее. Это ее талисман, напоминающий, что у нее лишь кратковременный брак ради соблюдения условностей, сделка по договоренности, Он продлится до тех пор, пока Сойер не сможет купить у нее акции компании, К любви это не имеет никакого отношения. Она опустила кольцо в полукруглый вырез платья.
Прошлой ночью в течение долгих часов она изучала дневник Бретта. Перечитывала его загадочные заметки. Бретт упоминал о деньгах, которые он получил, но на их счетах она не нашла и следов этих денег. И когда ее чуть ли не буквально начало тошнить от его унизительных замечаний в ее адрес, она отложила дневник.
Почему она не понимала, что он не любит ее и никогда не любил? И почему он женился на ней? Как ему удалось обмануть ее? И что могла бы означать такая фраза: «До тех пор, пока в моих руках самая большая ценность Сойера, я хозяин положения»?
Звонок в дверь будто разбудил желудок. Она вцепилась в столик и постояла, пока не прошла тошнота. Потом начала медленно спускаться вниз.
В черном костюме и белой рубашке Сойер выглядел умопомрачительно красивым. Он прикрепил к лацкану пиджака бутон розы цвета слоновой кости. Щеки блестели после полуденного бритья, волосы только что пострижены.
Синие глаза медленно и задумчиво скользили по ее фигуре. А у нее по коже забегали мурашки.
— Где «мерседес»? Чья машина у тебя в гараже?
— Вчера вечером я поменяла «мерседес» на более практичную машину.
— Бретт подарил тебе «мерседес», когда тебе исполнился двадцать один год, — вскинул он брови.
— Да, к моему совершеннолетию. Но я предпочитаю ездить на машине, за которую не надо платить. — Если бы она не поменяла, банк бы отобрал у нее «мерседес». Ей повезло. Она нашла приличный, хотя и подержанный автомобиль.
— Ты же любила ту машину.
Да, любила.
— Сойер, ведь это всего лишь машина. А седан практичнее для детского сиденья.
Легким кивком он согласился с ее доводом.
— Ты готова?
— Настолько, насколько должна быть. — Она взяла сумочку со стола в холле и вышла следом за ним в летнюю жару.
Когда он припарковал машину перед старой каменной церковью, у нее замерло сердце. Во рту пересохло. Желудок свело судорогой. Она предполагала, что будет быстрая анонимная гражданская процедура без священника, как и в ее предыдущем браке.
Ткань бледно-персикового летнего платья прилипла к вдруг вспотевшей коже. Стал неудобным кружевной жакет в тон платью.
Сойер обошел машину, открыл дверцу и протянул ей руку. Линн сомневалась, удастся ли ей заставить себя пройти по залитой солнцем дорожке, узорно выложенной камнями. И потом под арку к украшенным резьбой деревянным дверям. Она положила свою ладонь на его. Его теплые руки обхватили ледяные пальцы, он ласково вывел ее из машины и захлопнул дверцу.
Коленки не слушались ее. Рот стянуло от сухости. Сойер открыл заднюю дверцу машины, потом снова захлопнул ее. Она даже не посмотрела, что ему там понадобилось. Линн уставилась на колокольню и думала о будущем. О тех причинах, которые заставили ее согласиться на этот фарс. Безопасность ребенка. Крыша над головой. Достаточно денег, чтобы получить образование и начать свое дело.
Сойер коснулся ее локтя.
— Это для тебя. — Он протянул ей букет кремовых роз, перевитых ивовой ветвью.
Бретт никогда не покупал цветы, если не чувствовал себя виноватым. Но какие тайные проступки можно прочесть в прямом взгляде Сойера? Его неожиданный и предусмотрительный жест вызвал у нее слезы. Она уткнулась в букет, вдыхая густой аромат.
— Тебе не обязательно было покупать цветы.
— Мне хотелось, — он пожал плечами. — А я догадался по розам в твоем саду, что ты их любишь.
— Это мои любимые цветы.
На парковку приехали еще две машины. Из ближайшей вышла Опал, а из другой — широкоплечий, темноволосый мужчина, которого Линн никогда раньше не встречала.
— Линн, это Картер Джонс, мой друг, мы в колледже жили вместе. Опал и Картер будут нашими свидетелями.
— Привет, — прохрипела она, протянув руку Картеру.
Он отрывисто кивнул. Холод в стальных глазах так откровенен, что его трудно было бы не заметить. Так же, как и разочарованные линии у рта.
— Пойдем? — Сойер протянул руку в сторону церкви.
После жаркого и слепящего светом июньского полдня в церкви было темно и прохладно. При такой резкой перемене температуры Линн уже с благодарностью подумала о кружевном жакете. Хотя дрожь не проходила. Через цветные витражи окон просачивался свет, и вся церковь выглядела словно картина Моне. Священник уже ждал их.
