Нелегальный рассказ о любви - [7]

Вместе с тем принесённый Розой букварь, по которому она научила его читать, имел явно официальное происхождение, судя по снотворным картинкам с казённой мамой, которая мыла раму, и непременными башнями Кремля. Поэтому не поддаётся описанию изумление, вызванное у Сидельникова первым в его жизни прочитанным словом. Это было слово «козы». Он прочёл его по слогам дважды, потом поднял глаза на сидящую рядом Розу и смущенно спросил: «Откуда они там узнали?»

Но это было давно, задолго до того, как Сидельников начал читать взахлёб всё подряд. И у них с Розой даже появилась такая игра, когда Роза ближе к вечеру, как бы между прочим, говорила: «Что-то нам Никита Сергеевич давненько ничего не докладывал…» И Сидельников тут же вскакивал, выволакивал на свободное пространство стул, устанавливал его так, чтобы спинка была повёрнута к зрительнице, а на сиденье раскладывал газету, взятую с подоконника, ставил рядом стакан с водой и тяжёлым, медленным голосом, заимствованным у радиодикторов, объявлял заголовок передовицы: «Речь товарища Нэ Сэ Хрущёва!» Чуть не опрокинув стакан на пол, он снова срывался с места, чтобы отыскать в ящике этажерки чьи-то древние очки без стёкол и без единой дужки, зато на резинке, которая здорово оттопыривала уши. Вот в таком виде, в круглых очках и с ушами, теперь можно было не торопясь пройти к трибуне и начать доклад.

– Дорогие товарищи!

Роза с первого ряда смотрела строго и уважительно.

– Сейчас наша партия осуществляет большую программу по производству удобрений, развивается орошение, поднимается уровень механизации.

– Правда, что ли? Кто бы мог подумать! – Роза не скрывала восторга. Правда, временами её лицо становилось отрешённым и немного растерянным.

– …Можно быть уверенным, что труженики сельского хозяйства обеспечат тот уровень… – Кое-где докладчик спотыкался, теряя нужную строку. – Тот уровень… Ага, тот уровень производства продукции, который намечен Программой Коммунистической партии Советского Союза.

Теперь следовало чинно отхлебнуть из стакана, как делали все лекторы, выступавшие на дворовой агитплощадке перед началом бесплатного кино.

– Может, тебе чаю налить?

– Не мешай. Занятые великим созидательным трудом по строительству коммунистического общества, мы вместе с тем ни на минуту не забываем о необходимости борьбы за предот… (пауза с мимолётным ковырянием в носу) за предотвращение мировой термоядерной войны. И здесь наша партия следует по пути, указанному Вэ И Лениным.

– Надо же, это просто праздник какой-то… А блинчик хочешь?

Доклад длился очень долго, минут десять. После чего притомлённый Сидельников охладевал к этой затее, довольный произведённым эффектом. Эффект состоял прежде всего в том, что у него теперь появилась безотказная золотая отмычка, подходившая к чему угодно – и к интимным первопечатным козам, и к мировой термоядерной войне.

Эта проникающая способность была по достоинству оценена даже таким авторитетом, как Лиза Дворянкина, которая однажды зазвала к сараям штук шесть местных хулиганов, привела туда Сидельникова и попросила прочитать вслух три буквы, написанные мелом на досках. Он сделал это с непринужденной скромностью, досадуя на минимальность поставленной задачи и невразумительность надписи, немного подождал, не будет ли ещё каких-то просьб, и с достоинством удалился, ничуть не польщённый весельем собравшихся. На обратном пути неутолённый читательский голод заставил его в сотый раз машинально прочесть на жёлтой штукатурке дома слово, означающее полный конец всему.

А в тот день, о котором идёт речь, та же Лиза, вынув изо рта палец с недогрызенным ногтем, посулила Сидельникову страшную тайну при том условии, что он гадом будет – никому ничего не скажет. Ему пришлось дважды поклясться, но она всё таскала его за собой из коридора на кухню, потом во двор, за сарай, и злобно напоминала: «Смотри, гадом будешь!..» Поколебавшись, он вынужден был неохотно пообещать, что ладно, будет. И тогда она поведала ему, радостно смакуя каждое слово, что некоторые люди – женщины и мужчины! – ложатся спать… голыми!

– Ну и что? – спросил Сидельников. – Я тоже… это знаю. А ты, что ли, в платье спишь?

Лиза, почти оскорблённая, поинтересовалась, не дурак ли он. Сидельников всё больше напоминал ей сестру-двойняшку Олю, такую же тупую, к тому же отъявленную мордовку.

– Ты чё, дурак? Они же с друг дружкой спят!

– А-а, – вежливо уступил Сидельников. На самом деле он был всё так же разочарован и торопился в комнату Розы к недочитанному Майн Риду.

Теперь Лиза догоняла его, пытаясь закрепить свой сомнительный успех, тараторила что-то про лифчики, но он не слушал, да ещё начинался дождь. Но одна фраза вдруг настигла его, как отравленная стрела. Он даже споткнулся у крыльца и больно ушиб колено. «Знаешь, как им стыдно!» – сказала Лиза Дворянкина, и от этих слов ударило сквозняком непридуманной тайны. На заурядную необходимость спать по ночам надвинулась тень особой непонятной процедуры, в которой вынуждены участвовать, преодолевая стыд, некоторые люди, женщины и мужчины.

В комнате было тихо и как-то печально. Роза поила чаем Иннокентия. Он за последнее время стал довольно частым гостем, но всё так же дико смущался, каждый раз вынимая из портфеля съедобные приношения в виде творожных сырков или пряча под стул ноги в безобразных носках. Шёл разговор вполголоса о какой-то Надежде Константиновне.