Некуда - [221]

– Да это почти все равно, – отвечал Альтерзон, топорщась индейским петухом.

Розанов вспыхнул.

– Ну, это только показывает, что до вас о житье Лизаветы Егоровны доходили слишком неверные и преднамеренно извращенные в дурную сторону слухи.

– Мы не собираем о ней никаких слухов, – процедил Альтерзон с презрительной гримасой.

– Впрочем, мы можем оставить этот спор, – примирил Розанов.

– Я тоже так полагаю, – еще обиднее заметил Альтерзон.

«А дьявол тебя побирай, жида шельмовского», – подумал Розанов, но опять удержался и заговорил тихо:

– Лизавете Егоровне очень нужны небольшие деньги.

– Она получает, что ей назначено.

– Да, но она хочет получить разом несколько более, в счет того, что ей будет следовать по разделу.

– По какому разделу?

– По разделу их наследственного имения.

Альтерзон оттопырил губы и помотал отрицательно головою.

– Как прикажете понимать это ваше движение? – спросил Розанов.

– Я ничего в этом деле не знаю. Я знаю только, что Лизавета Егоровна была непочтительная дочь к своим родителям.

– Так что же, она лишена наследства, что ли?

– Я так полагаю. На это есть духовное завещание матери.

– Это басни, – воскликнул Розанов. – Именье родовое, отцовское.

– Это до меня не касается.

– Конечно, – на это есть суд, и вы, разумеется, в этом не виноваты. Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна право лишить, по своему завещанию, одну дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и не в этом. Теперь я пришел к вам только затем, чтобы просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее родственника и богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.

– Какою, например?

– Ей нужны две тысячи рублей.

– И это вы называете небольшою суммою!

– Относительно. Для состояния, которое должна получить Лизавета Егоровна, и тем более для вашего состояния, я думаю, что две тысячи рублей можно назвать совершенно ничтожною суммою.

– Моего состояния никто не считал, – заносчиво ответил Альтерзон.

– Но вы известный негоциант!

– Так что ж! Мне мои деньги нужны на честные торговые обороты, а не на то, чтобы раздавать их всякой распутной девчонке на ее распутства.

– Что! – крикнул, весь позеленев и громко стукнув по столу кулаком, Розанов.

Альтерзон вздрогнул и бросился к сонетке.

Розанов ожидал этого движения. Одним прыжком он кинулся на негоцианта, схватил его сзади за локти.

– Ты знал Нафтула Соловейчика? – спросил он Альтерзона.

– Знал, – довольно спокойно для своего положения отвечал Альтерзон. – Соловейчик мне подарил несколько корректур, на которых есть разные поправки.

– Да, – ну так что ж?

– Ничего больше.

– А ничего, так гляди, разочти поверней: нам ведь нечего много терять, а ты небось отвык от šledzianej watrobi.[81]

Негоциант молчал.

– Так дашь, жид, денег?

– Не дам.

– Ну, черт тебя возьми! – произнес Розанов и посадил Альтерзона в кресло так, что даже пружины задребезжали.

– Не ворошись, а то будешь бит всенародно, – сказал он ему в назидание и взял шляпу.

В дверях кабинета показалась Софья Егоровна.

– Мне здесь послышался шум, – сказала она, распахнув драпировку.

– Ах, Софья Егоровна!

– Дмитрий Петрович!

– Сколько лет, сколько зим! Пополнели, похорошели, – говорил Розанов, стараясь принять беззаботный вид и не сводя глаз с сидящего неподвижно Альтерзона.

– А вы знакомы с моим мужем?

– Как же-с! мы давнишние, старые приятели с бароном.

– Видаетесь вы с Лизой?

– Да, мы друг друга не забываем.

– Она, говорят, сильно изменилась.

– Не все цветут, как вы!

– Полноте, пожалуйста! Я Женни видела: та очень авантажна и так одета. Она бывает в свете?

– Из него не выходит.

– Вы всё шутите. – А Лиза: боже мой, какую жизнь она ведет!

– Да, вот, чтобы перестроить эту жизнь, ей нужны взаймы две тысячи рублей: их вот именно я и просил у вашего благоверного, так не дает. Попросите вы, Софья Егоровна.

– Мне, – я, право, никогда не мешаюсь в эти дела.

– Ну, для сестры отступите от своего похвального правила; вмешайтесь один раз. Лизавете Егоровне очень нужно.

– И куда это Лиза девает свои деньги? Ведь ей дают каждый год девятьсот рублей: это не шутка для одной женщины.

– Софья Егоровна, я думаю, у вас есть платья, которые стоят более этих денег.

– Да, это конечно, – проронила, несколько сконфузясь, Софи.

Розанов видел, что здесь более нечего пробовать.

– Прощай, голубчик, – сказал он с притворной лаской по-прежнему безмолвно сидевшему Альтерзону и, раскланявшись с Софьею Егоровною, благополучно вышел на улицу.

Розанов только Евгении Петровне рассказал, что от Альтерзонов ожидать нечего и что Лизе придется отнимать себе отцовское наследство не иначе как тяжбою. Лизе он медлил рассказать об этом, ожидая, пока она оправится и будет в состоянии равнодушнее выслушать во всяком случае весьма неприятную новость. Он сказал, что Альтерзона нет в городе и что он приедет не прежде как недели через две.

Наконец прошли и две недели. У Лизы недоставало более терпения сидеть сложа руки.

«Пока что будет, я хоть достану себе переводов, – решила она, – и если завтра не будет Альтерзона, то пойду сама к сестре».

Чтобы предупредить возможность такого свидания, которое могло очень неприятно подействовать на Лизу, Розанов сказал, что Альтерзон вчера возвратился и что завтра утром они непременно будут иметь свидание, а потому личное посещение Лизы не может иметь никакого места.