Некто Лукас - [15]

«История Королевского Общества «Берёза».

«Дневник Грейс-Инн» Мерфи.

«Очерк о произведениях и гении Попа Бартона».

«Полибий в переводе Хэптона».

«Воспоминания о дворе Августа» Блэквелла.

«Естественная история Алеппо» Рассела.

«Аргументы сэра Исаака Ньютона в пользу существования Бога».

«История островов Сциллы» Борлейса.

«Опыты по отбеливанию» Холмса.

«Христианская мораль» Брауна.

«Дистилляция морской воды, вентиляторы на судах и как избавиться от плохого привкуса молока» Хэйлса.

«Очерк о воде» Лукаса.

«Каталог шотландских епископов» Кейта.

«История Ямайки» Брауна.

«Философские акты, т. XLIX».

«Воспоминания Салли в переводе Миссис Ленокс».

«Разное» Элизабет Харрисон.

«Карта и сообщение об Американских Колониях» Эванса.

«Письмо по поводу дела адмирала Бинга[96]».

«Воззвание к ацтекскому народу адмирала Бинга».

«Восьмидневное путешествие и очерк о чае» Хэнви.

«Кадет, военный трактат».

«Новые подробности, связанные с делом адмирала Бинга» некоего джентльмена из Оксфорда.

«Поведение министра по отношению к нынешней войне, беспристрастно рассмотренное».

«Свободное исследование о природе и происхождение зла».

Пять очерков и двадцать пять рецензий менее чем за год, написанные человеком, основным недостатком которого, по его собственному мнению и мнению его критиков, была... лень. Знаменитый «Словарь» Джонсона был составлен за три года, и есть свидетельства, что автор этого гигантского предприятия трудился практически один. Актер Гаррик[97] в одном стихотворении восторгается тем, что Джонсон «одолел сорок французов» (намек в адрес составителей из Французской Академии, которые сообща трудились над словарем своего языка).

Я испытываю огромную симпатию к полиграфам, пишущим, согласно словарю Касареса, на разнообразные темы: забрасывают удочку куда ни попадя, да еще в это время и дремлют, как доктор Джонсон, находя возможным при этом изнурять себя освещением таких тем, как чай, двор Августа, избавление от плохого привкуса молока, не говоря уже о шотландских епископах. Признаться, то же самое я проделываю в этой моей книге, однако лень доктора Джонсона кажется мне столь непостижимым выражением трудового бешенства, что мои экстремальные усилия я нахожу не более чем ленивым потягиванием в парагвайском гамаке во время сиесты. Когда я думаю об аргентинских новеллистах, которые пишут одну книгу в течение десяти лет, а во время передышек убеждают журналистов и сеньор, что вымотаны изнурительным умственным трудом...

Железнодорожные наблюдения

Пробуждение сеньоры де Синамомо не из веселых: всунув ноги в пантуфли[98], она убеждается, что они у нее полны улиток. Вооружившись молотком, сеньора де Синамомо добивается разбития улиток вдребезги, после чего пантуфли пригодны лишь для того, чтобы выбросить их в мусорный ящик. С этой целью она идет на кухню, где и пускается в беседу с горничной.

С отъездом Ньяты дом теперь будет таким пустынным.

— Да, сеньора, — говорит горничная.

— Вчера вечером на станции было столпотворение. Все перроны были забиты народом. Ньята была так взволнована.

— Поездов-то сколько отправляется, — говорит горничная.

— Верно, дочурка. Железная дорога идет во все места.

— Что и говорить, прогресс, — говорит горничная.

— Расписание точнехонькое. Поезд отправлялся в восемь одну и тронулся как в аптеке, а ведь он полный.

— Так и должно, — говорит горничная.

— Видела бы ты купе, доставшееся Ньяте! Все в позолоченных полосках.

— Видать, первый класс, — говорит горничная.

— С одной стороны вроде балкона из прозрачного пластика.

— Ух ты, — говорит горничная.

— Ехало всего три пассажира, места у них были зарезервированы, над каждым — дивная табличка. Ньяте досталось место у окошка возле позолоченных полосок.

— Надо же, — говорит горничная.

— Она была так довольна. Могла наклоняться и поливать с балкона растения.

— Какие растения? — спрашивает горничная.

— Которые между путями растут. Просишь стакан воды и поливаешь. Ньята тут же попросила.

— И принесли? — спрашивает горничная.

— Нет, — печально говорит сеньора де Синамомо, выбрасывая в мусорный ящик пантуфли, полные мертвых улиток.

Плавание в бассейне с гофием

Профессор Хосе Мигелетес изобрел в 1964 году бассейн с гофием[99], не поддержал вначале значительное техническое усовершенствование, привнесенное профессором Мигелетесом в искусство плавания. Однако результаты в этой области не замедлили сказаться, когда на Экологических играх в Багдаде японский чемпион Акиро Тешума побил мировой рекорд, проплыв пять метров за одну минуту четыре секунды.

В интервью потрясенным журналистам Тешума отметил, что плавание в гофии намного превосходит плавание в Н₂0. Во-первых, не чувствуется сила тяжести, более того, для погружения тела в мягкую мучнистую перину необходимо определенное усилие — таким образом, начальный нырок в основном заключается в скольжении по гофию, и кто поднаторел в этом, уже на старте выигрывает у своих напыжившихся соперников несколько сантиметров. После этой фазы плавательные движения основываются на традиционной технике ложкой по каше, в то время как ноги производят вращение велосипедного типа, а лучше сказать, повторяют стиль почтенных колесных пароходов, которые всё еще курсируют по некоторым фильмам. А вот проблема, требующая безукоризненной отработки, — это, как все догадываются, проблема дыхания. Так как доказано, что плавание на спине не помогает продвижению в гофии, плавать приходится ртом вниз или чуть вбок, вследствие чего глаза уши и рот тут же погружаются в более чем летучий слой, который лишь некоторые, самые богатые, клубы сдабривают сахарной пудрой.