Некто Лукас - [14]

Окружив тенора, ангелы с невыразимой нежностью и учтивостью вознесли его при всеобщем трепетном волнении и умилении оркестра, при этом исполнитель продолжал петь свою арию, которая становилась все менее и менее уловимой.

Так ангелы удалили его от публики, которая наконец смекнула, что тенор Скравеллини был не от мира сего. Небесная группа поднялась под самый купол театра — голос певца с каждым разом становился все более неземным. Когда же его глотка воспроизвела финальную и при этом наисовершеннейшую ноту, ангелы выпустили его из рук.

Текстурологические извлечения

Из шести ниженазванных критических работ приводятся лишь краткие извлечения.

«Гусиный сироп», стихи Хосе Лобисона (изд. «Горизонты», Ла-Пас, Боливия, 1974). Рецензия Мишель Пардаль в «Bulletin Semantique», Марсельский университет, 1975 (перевод с французского):

Редко нам доводилось встречать более бледные образцы латиноамериканской поэзии. Путая понятие традиции с актом творчества, автор множит печальную вереницу общих мест, которую рифмовка делает еще более пустой.

Статья Нэнси Дуглас в «The Phenomenological Review», Небраскский университет, 1975 (перевод с английского):

Совершенно очевидно, что Мишель Пардаль ошибочно манипулирует такими понятиями, как творчество и традиция, ведь последняя является декантированным итогом былого творчества и никоим образом не может быть противопоставлена творчеству современному.

Статья Бориса Романского в журнале «Советская Белоруссия», орган Союза монгольских писателей, 1975 (перевод с русского):

С легкомыслием, которое не может отвлечь внимания от действительных идеологических намерений, Нэнси Дуглас хочет протащить наиболее консервативную и реакционную в истории критики стряпню, намереваясь помешать развитию современной литературы во имя так называемого «богатства прошлого». То, что столько раз было инкриминировано советской литературе, превращается ныне в застывшую догму в лоне капиталистического лагеря. Это ли не легкомыслие?

Статья Филипа Мюррея в «The Nonsense Tabloid», 1976 (перевод с английского):

Язык профессора Бориса Романского скорее всего должен быть отнесен к разряду заурядной ругни. Как можно рассматривать литературно-критическое умозаключение с явно исторических позиций?! Видимо, профессор Романский все еще разъезжает в кабриолете, запечатывает письма сургучом и при простуде принимает снотворное. В свете развития современной критики не пора ли заменить понятия традиции и творчества такими симбиотическими галактиками, как «историко-культурная энтропия» и «антроподинамический коэффициент»?

Статья Жерара Депардьявола в «Quel Sel», Париж, 1976 (перевод с французского):

Как всегда, туманный Альбион верен себе! Кажется невероятным, что по другую сторону Ла-Манша, который можно пересечь вплавь, столь устойчиво и инволюционно бытует наиболее необратимая укрония критической мысли. Да и понятно: Филип Мюррей не читал Соссюра[89], и его внешне полисемические взгляды в конечном счете не менее отсталы, нежели те, которые он критикует. Для нас врожденная дихотомия[90] в кажущемся континууме написательного развития проецируется на термин как значимое и значащее в виртуальной имплозии (демотически прошлое и настоящее).

Статья Бенито Альмасана в «Ida singular», Мексика, 1977:

Поистине восхитителен эвристический труд[91] структуралиста Жерара Депардьявола, который скорее может быть отнесен к такой науке, как структ-урология, учитывая двойственный характер его уро-семиотики и конъюнктурный пафос в области чистейшего словоиспускания. Позволю самому поэту пророчески резюмировать текстологические завоевания, являющиеся провозвестниками параметаинфракритики будущего. В своей магистральной книге «Гусиный сироп» Хосе Лобисон говорит в конце длинной поэмы:

О гусь, не будь сырьем перинным,

для барда стань пером гусиным!

Что добавить к этому блистательному синтезу поэмы!

Что такое полиграф?

Мой тезка Касарес[92] никогда не перестанет меня изумлять. Учитывая то, что следует ниже, я готов был назвать эту главку «Полиграфия», но инстинкт, вроде собачьего, отослал меня на страницу 840-ю этого толкового испанского птеродактиля, и там бац: с одной стороны, полиграф (poligrafo) во втором значении это «писатель, пишущий на разнообразные темы» (отсюда и приставка «поли»), а с другой стороны, полиграфия — помимо искусства писать еще и искусство дешифровки написанного тем, кто знаком с шифром. Поэтому и нельзя было дать название «Полиграфия» моей главке, посвященной не кому-нибудь, а самому Самуэлю Джонсону.

В 1756 году, сорока семи лет от роду, согласно данным упорного Босуэлла[93], доктор Джонсон начал сотрудничать в «Литературном журнале, или Всеобщем Ревю». На протяжении пятнадцати ежемесячных выпусков там были опубликованы следующие его работы: «Вступление к политической ситуации в Великобритании», «Замечания по поводу закона о военной службе», «Замечания по поводу договоров ее Величества Королевы Британии с Русской Императрицей и Ландграфом[94] Гессе-Касселя[95]», «Замечания по поводу современного положения» и «Воспоминания короля Пруссии Фридриха III». В том же году и в первые три месяца последующего 1757 года Джонсон отрецензировал следующие книги: