Некто Гитлер: Политика преступления - [14]

Мы утверждаем это, потому что очень часто этого не замечают: Гитлер вел себя как заклятый враг революции 1918 года, «Ноябрьского преступления», что мешает увидеть в нем своеобразный результат этой революции, но объективно он был результатом и итогом Ноябрьской революции, как Наполеон был результатом и итогом Французской революции, которую он в известном смысле преодолел. Наполеон и Гитлер были бы немыслимы без революций. И оба не восстановили ничего, что эти революции разрушили. Они были врагами своих революций, принявшими революционное наследство.

Но и субъективно ноябрь 1918-го, как признается и сам Гитлер, дал ему сильнейший толчок для принятия решения стать политиком, на что он окончательно решился осенью 1919 года. Ноябрь 1918 года был временем его пробуждения. «Никогда больше в Германии не будет повторения ноября 1918-го», – это первое, после многочисленных политических мечтаний и спекуляций, четко сформулированное Гитлером политическое решение, первая конкретная цель, которую молодой начинающий политик поставил перед собой – и, надо признать, это единственная цель, которой он достиг. Ноябрь 1918 года действительно не повторился в Германии в конце Второй мировой войны: ни в виде ее своевременного прекращения, ни в виде революции. Гитлер помешал и тому и другому.

Следует уточнить, что в этом: «Никогда больше в Германии не будет повторения ноября 1918-го», – содержалось всё. Или почти всё. Первое: решение сделать в будущем невозможной революцию в ситуации, схожей с ноябрем 1918 года. Но и второе, без которого первое повисает в воздухе: решение повторить, восстановить ситуацию ноября 1918-го. А это означало третье, а именно переиграть заново и выиграть проигранную войну. Четвертое: война должна быть начата тогда, когда в стране не останется никакой революционной или оппозиционной силы. Отсюда не так уж и далеко до пятого: уничтожение всех левых партий и – почему нет? – уничтожение одним движением руки всех партий вообще. Было, конечно, то, что стояло за всеми левыми партиями – рабочий класс; его не уничтожить, значит, надо политически выиграть рабочий класс для национализма. А это, в свою очередь, означало шестое: рабочему классу нужно предложить его социализм, только определенного рода социализм, а именно национал-социализм. Стало быть, седьмое: прежнюю веру рабочих, марксизм, необходимо безжалостно уничтожить. Из этого следовало восьмое: истребить марксистских политиков и интеллектуалов, среди которых, слава богу, очень много евреев. Вот и девятое: исполнение задушевной мечты Гитлера – физического уничтожения «еврейства».

Видно, как гитлеровская внутриполитическая программа сформировалась вся целиком в одно мгновение, в тот миг, когда он вступил на политическую сцену. Между ноябрем 1918 года и октябрем 1919-го, когда он принял окончательное решение стать политиком, у него было достаточно времени все обдумать и привести в ясность. Надо отдать должное Гитлеру: что-что, а приводить в ясность он умел и умел из этой ясности делать последовательные выводы. Можно даже сказать, что именно в этом он был талантлив. Уже во времена его венской юности ему хватало мужества делать теоретические – очень радикальные – выводы и также радикально воплощать их в жизнь. Важно то, что все его интеллектуальные построения зиждились на заблуждениях: например, заблуждением было то, что революция стала причиной поражения Германии в войне. В действительности революция была как раз результатом войны. Но это заблуждение Гитлер разделял с очень многими немцами.

Пробуждение 1918 года не одарило Гитлера внешнеполитической программой. Ее он выработал в последующие шесть или семь лет. Здесь мы вкратце обозначим эту программу. Сперва это было только решение в любом случае возобновить слишком рано (по мнению Гитлера) прерванную войну. Потом пришла мысль, что новая война не должна быть повторением старой, необходимы новые, более благоприятные для Германии союзники, чему должны поспособствовать противоречия, возникшие во время и после Первой мировой войны и почти взорвавшие вражескую коалицию. Фазы, через которые проходила эта мысль в 1920–1925 годах, и различные возможности, которые в это же время проигрывал Гитлер, мы обсуждать не будем; они подробно разобраны в других книгах. Итог сформулирован в «Моей борьбе»: Англия и Италия там видятся или союзниками, или благожелательно нейтральными странами; государства, образовавшиеся после распада Австро-Венгрии, и Польша – покорные народы-помощники; Франция – побочный враг, устраняемый как можно быстрее, а Россия – главный враг, подлежащий завоеванию и покорению, территория, из которой надлежит сделать «жизненное пространство» для Германии, «немецкую Индию». Это план, легший в основу развязанной Гитлером Второй мировой войны, с самого начала несколько не задался, поскольку Англия и Польша не взяли приготовленные для них Гитлером роли. Мы еще много раз будем возвращаться к этому. Здесь же, где мы рассказываем о политическом развитии Гитлера, задерживаться на этом не будем.

Итак, осень и зима 1919–1920 годов, мы стоим перед вступлением Гитлера в публичную политику. Для него это было время переживания прорыва после пробуждения в ноябре 1918-го. И прорыв был не только в том, что в Немецкой рабочей партии, которую он очень скоро переименовал в Национал-социалистскую партию Германии, он стал первым человеком. Для этого немного надо было. Когда Гитлер вступил в партию, это был замшелый чуланный ферейн с немногим более сотни малозначительных участников. Подлинное переживание прорыва было связано с тем, что Гитлер открыл в себе талант оратора, силу речи. Это открытие точно датируется: 24 февраля 1920 года – невероятный успех первого выступления Гитлера перед массовой аудиторией.