Некто Гитлер: Политика преступления - [13]
Другой составляющей его политического мировоззрения был великогерманский национализм, тоже продукт венских лет. Этот национализм привел Гитлера к первому политическому шагу – решению эмигрировать из Австрии в Германию.
Молодой Гитлер был австрийцем, который чувствовал себя не австрийцем, но немцем, не просто немцем, а немцем, несправедливо оторванным от Германской империи и брошенным на произвол судьбы. В этом он был един со многими австрийскими немцами того времени. Австрийские немцы мечтали с Германией за спиной владеть своей многонациональной империей и накладывать на нее свой, немецкий, отпечаток. С 1866 года они были исключены из германского мира, стали всего лишь одним из народов в своем собственном государстве, бессильные против пробуждающегося национализма многочисленных «австрийцев поневоле», обреченные на господство (теперь уже разделяемое с венграми), которому их влияние и численность более не соответствовали.
Из этой почти безнадежной ситуации можно было бы сделать разные выводы. Молодой Гитлер, склонный к волевым решениям, выбрал самое радикальное: Австрия должна распасться, но из ее распада вырастет великогерманская империя, которая включит в себя всех немецких австрийцев, а затем просто задавит своей мощью все принадлежащие ей по праву наследования малые государства, которые образуются на месте распавшейся Австрии. В этом смысле он ощущал себя не подданным королевско-императорской Австро-Венгрии, но гражданином грядущего великогерманского рейха, а отсюда следовал другой вывод, снова самый радикальный: весной 1913 года Гитлер покинул Австрию.
Сегодня мы знаем, что Гитлер эмигрировал из Вены в Мюнхен, чтобы избежать службы в австрийской армии. Не из-за шкурничества или трусости: за это говорит тот факт, что в первые дни войны Гитлер пошел добровольцем на фронт, но только в немецкую, а не в австрийскую армию. С 1913 года война ощущалась всеми, она была разлита в воздухе; а Гитлер не хотел воевать за дело, которое он считал заведомо проигрышным; не хотел сражаться за государство, которое считал обреченным. В те времена он был очень далек от того, чтобы хотеть стать политиком, – да и как мог безработный иностранец стать политиком в Германской империи? – но действовал он политически.
В войну Гитлер был счастлив. Политически счастлив. Только его антисемитизм оставался неудовлетворенным – будь его воля, он использовал бы войну, чтобы под корень уничтожить в рейхе «интер-национализм»; это слово он писал через дефис и ассоциировал с «еврейством». Во всем остальном дела шли как нельзя лучше – от победы к победе. Поражения терпели одни австрийцы. «С Австрией все происходит так, как я и предсказывал», – писал он своему мюнхенскому знакомому с фронта.
И вот мы подходим к гитлеровскому решению стать политиком – одному из многих, о котором он сам писал как о «труднейших в его жизни». Объективно говоря, возможность стать политиком ему предоставила революция 1918 года. В германской империи для иностранца, находящегося в социальном положении Гитлера, путь в политику был закрыт. Наверное, он мог бы заняться политической деятельностью в социал-демократической партии, но эта партия не подходила Гитлеру, да и влияние на государственную власть у СДПГ в кайзеровской Германии равнялось нулю: для Гитлера, как для политика, это был путь в тупик. Только революция открыла для партий путь к государственной власти и одновременно так потрясла старую партийную систему, что неплохие шансы получили и вновь образованные партии, массово возникавшие в 1918–1919 годах. И австрийское происхождение Гитлера теперь не было препятствием для активного участия в немецкой политике. Присоединения «немецкой Австрии», как это тогда называлось, пусть и запрещенного державами-победительницами, горячо желали по обе стороны границы, так что теперь австриец не считался в Германии иностранцем. Да и социальных ограничений после революции, отменившей дворянские привилегии и княжескую власть, для немецких политиков более не существовало.
