Нексус - [108]
Я много раз читал нижеследующие слова, но никогда не мог их запомнить. Сейчас я почувствовал острую потребность еще раз ощутить этот поток стремительных образов, величие пространных фраз, предложений, периодов. Их написал человек, открывший мне глаза на потрясающее искусство Индии, а именно: Эли Фор. Я снял с полки книгу, которую часто перелистывал, — второй том «Истории искусства» и отыскал место, начинающееся словами: «Для индийцев вся природа божественна… В их вере нет лжи…» Затем следовали строки, от которых, когда я их впервые прочитал, закружилась голова.
«В Индии некогда произошло следующее: люди, вследствие завоеваний чужеземцев, голода или миграции животных, тысячами устремились в новые места — на север или на юг. И там у берега моря, у подножия гор, они натолкнулись на высокую гранитную стену. И люди стали жить в каменных гротах, там они любили, трудились, рождались и умирали, а спустя три-четыре столетия пробились через гранит и вышли далеко по другую сторону гор. За собой они оставили полую, в разветвленных лабиринтах, гору; стены этих лабиринтов были украшены рельефами и скульптурами, а естественные или искусственные столбы они превратили в десять тысяч нагоняющих ужас или, напротив, радующих глаз статуй — бесчисленных и безымянных богов в обликах мужчины, женщины или животного. Иногда, встречая на своем пути непроходимую преграду, они выдалбливали в камне нишу и помещали туда небольшой черный камень.
Именно в этих монолитных храмах, на их темных стенах и на обожженном солнцем фасаде, созрел подлинный гений индийского народа, обретя неповторимую мощь. Здесь сбивчивая речь множества людей наконец-то была услышана. Здесь человек свободно исповедуется в своей силе и своем ничтожестве…»
Я продолжал читать, упиваясь, как всегда, каждым словом. Точнее, то были не слова, а живые образы, свободные от всякого шаблона, они мерцали, трепетали, пульсировали, и даже несуразные длинноты вызывали у меня восторг.
«…и стихии не могут успешнее сочетать человеческую жизнь с земным хаосом, чем резец скульптора. Иногда в индийских джунглях находят каменные грибы, они сверкают в зелени, как ядовитые растения. Иногда там встречаются огромные слоны с такой же грубой кожей болотного цвета, как и у живых животных; их густо оплели лианы, трава щекочет им брюхо, цветы и листья падают сверху — джунгли полностью завладели ими, и, даже когда обломки вновь вернутся в землю, обладание не будет более полным».
Какая глубокая мысль заключена в последнем предложении! Когда они вновь вернутся в землю…
Ага, вот то, что я искал; «Человек не является больше венцом творения. Он уже не тот единственный цветок, который избрали и заботливо пестуют. Он перемешался со всем прочим и находится на равных с другими тварями — такая же песчинка в бесконечности, нисколько не важнее других. Земля дает жизнь деревьям, деревья — плодам, плоды поедаются человеком или животными, человек и животные питают почву; происходит постоянный обмен веществ — так создается мир, в котором все взаимосвязано и где отдельные формы жизни возникают лишь на мгновение, только для того, чтобы быть поглощенными и возродиться уже в новом обличье; эти отдельные формы жизни перекрывают, поглощают друг друга, как набегающие волны. Человеку неведомо, не был ли он вчера тем орудием, с помощью которого сегодня помогает материи произвести ту форму жизни, которой завтра станет сам. Все — только видимость, Брахма же, дух мира, несмотря на множество ликов, един… Затерянный в океане смешанных форм и энергий, помнит ли, кто он есть — все еще просто материя или уже дух?… Кто же находится перед нами — мыслящее существо, просто живой организм, планета или каменное изваяние? Рождение и умирание свершаются непрерывно. Все на свете переживает тяжкие испытания, перерождающаяся материя пульсирует, как человеческое сердце. Мудрость, наверное, состоит в том, чтобы безоговорочно принять такой порядок вещей и вкусить прелесть бессознательного, подобно тому как мы овладеваем силами, таящимися в материи».
Любовь к восточному искусству. А кто его не любит?! Только о каком Востоке идет речь — о Ближнем или Дальнем? Я люблю и тот и другой. Возможно, я люблю искусство Востока, такое отличное от нашего, потому что, повторяя слова Эли Фора, «человек не является больше венцом творения». Возможно, то, что художники Востока не отводят человеку в природе особое место (и тем самым возвышают его), их интерес к любым проявлениям жизни, умение увидеть и бесконечно великое, и бесконечно малое в одном и делает их произведения такими волнующими. Или, говоря другими словами, Природа для них нечто другое, нечто большее, чем просто декорация. А человек, нисколько не утрачивая божественный статус, не обожествляется, однако, более чем все остальное. И еще — они не путают сумбур и путаницу жизни с сумбуром и путаницей интеллекта. А разум — или дух, или душа — словно божественное озарение, пронизывает своим сиянием все. Поэтому человек хотя и снят ими с пьедестала, но не унижен, не раздавлен, не уничтожен. Он не пресмыкается перед высшими силами, но сам является их частью. Если существует ключ к тем тайнам, что окружают человека, пронизывают его и поддерживают, то это универсальный ключ, который подойдет ко всему.
