Нексус - [103]

[117].

Мой единственный читатель… Позже я сменю его на идеального читателя, на этого любезного сердцу шельмеца, этого бесценного плутишку, с которым смогу говорить так, словно сказанное имеет отношение только к нему и ко мне. Почему я указываю и себя? А разве этот идеальный читатель не мое alter ego [118]? Стоит ли создавать собственный мир, если он понятен Тому, Дику и Гарри? У них есть тот мир, в котором мы живем и за который они цепляются как утопающий за соломинку, хотя и заявляют, что ни во что его не ставят. И разве не странно, что те, кто отказывается создать свой мир или слишком ленив для этого, так хотят захватить наш? Кто топчет ногами цветочные клумбы? Кто бросает окурки в купальню для птиц? Кто мочится на цветущие фиалки? Нам ли не знать, как ретиво вы листаете книгу, страница за страницей, выискивая «клубничку». Вы всюду наследили, вы все изгадили. Это вы убиваете гениев, уродуете титанов духа. Вы, вы — либо любовью и восхищением, либо завистью, злобой и ненавистью. Тот, кто пишет для вас, подписывает себе смертный приговор.

Маленький воробушек,

Прочь с дороги,

Идет господин Конь.

Это написал Исса-сан [119]. Скажите, в чем смысл этого стихотворения?

17

В субботу около десяти часов, всего через несколько минут после ухода Моны, ко мне постучалась миссис Сколски. Я только что уселся за машинку, полный желания писать.

— Войдите, — сказал я.

Миссис Сколски нерешительно приоткрыла дверь, уважительно помолчала, а потом произнесла:

— Там внизу какой-то господин хочет вас видеть. Говорит, что он ваш друг.

— Как его зовут?

— Имени он не назвал. Просил не беспокоить вас, если вы работаете.

(Кто бы это, черт побери, мог быть? Адреса я никому не давал.)

— Скажите, что я сейчас спущусь, — сказал я.

Подойдя к лестнице, я глянул вниз и увидел Макгрегора. Он смотрел на меня снизу вверх, широко улыбаясь. Вот уж кого я не хотел видеть.

— Не сомневаюсь, что ты рад моему приходу, — хрипло прокричал он. — Как всегда, прячешься от всех. Ну, как поживаешь, старый негодник?

— Давай поднимайся!

— А я не отниму у тебя время? — сказано не без сарказма.

— Для старого друга всегда найдется пара минут, — ответил я.

Макгрегор быстро взбежал по лестнице.

— Отличная квартира, — похвалил он, оглядевшись. — Давно ты здесь? Ладно, можешь не отвечать. — Он уселся на диван, швырнув шляпу на стол.

Кивнув в сторону пишущей машинки, Макгрегор сказал:

— Все мучаешь ее? А я думал, ты давно завязал. Ну, парень, ты мазохист.

— Как ты меня нашел? — спросил я.

— Проще простого. Позвонил твоим родителям. Адреса они мне не дали, а вот номер телефона предоставили. Остальное — элементарно.

— Черт подери!

— Что такое, или ты не рад мне?

— Конечно, рад.

— Не беспокойся. Никто не узнает, где ты обитаешь. Кстати, а та — как ее? — все еще с тобой?

— Ты о Моне?

— Да, о ней. Забыл имя.

— Конечно, со мной. А почему бы и нет?

— Не думал, что вы так долго продержитесь. Рад, что у тебя все хорошо. А вот у меня нет. Я попал в беду. Да еще в какую! Поэтому и пришел. Мне нужна твоя помощь.

— Да что с тобой? Чем я могу помочь? Ты ведь знаешь, я…

— Только выслушай меня — вот и все. И не дергайся. Я влюбился, вот в чем дело.

— Прекрасно, — сказал я. — Ну и в чем проблема?

— Она меня не хочет.

Я расхохотался:

— И это все? Так вот что тебя тревожит? Бедняга!

— Ты ничего не понял. На этот раз все серьезно. Это любовь. Можно я расскажу тебе про нее?… — Макгрегор помолчал. — Если ты не очень занят. — Он устремил взгляд на письменный стол, где в машинке торчал чистый лист, и прибавил: — Что у тебя на этот раз — роман? Или философский трактат?

— Ничего серьезного, — ответил я.

— Звучит непривычно. Раньше все, что ты делал, было важно, очень важно. Ладно уж, чего таишься? Понимаю, я заявился не вовремя, но это не повод, чтобы водить меня за нос.

— Если тебе так интересно, то да, я пишу роман.

— Роман? О Господи! Брось это дело… романа тебе никогда не написать.

— Почему ты так уверен?

— Да потому, что знаю тебя. Ты не владеешь сюжетом.

— А что, роману обязательно иметь сюжет?

— Послушай, мне не хочется тебе мешать, но…

— Но что?

— Почему бы не заняться своим делом? Есть и другие жанры, кроме романа.

— А почему ты полагаешь, что я вообще могу писать?

Макгрегор опустил голову, соображая.

— Ты никогда не думал, что у меня получится, — упрекнул я его. — Да и остальные тоже.

— По сути своей ты писатель, — сказал он. — Может, ты и не написал ничего стоящего, но время пока есть. Плохо то, что ты упрям.

— Упрям?

— Да, упрям. Упрям как осел. Ты хочешь войти в литературу с парадного входа. Хочешь отличаться от всех прочих, но не собираешься за это платить. Почему бы тебе не поработать сначала репортером, зарекомендовать себя, перейти в корреспонденты, а уж потом приняться за большую книгу? Ответь!

— Это лишняя трата времени.

— Но другие проходили этот путь. И некоторые были подаровитей тебя. Взять хоть Бернарда Шоу!

— Для него это хорошо, а для меня нет, — упорствовал я.

Мы немного помолчали. Я напомнил ему один давний вечер, когда он швырнул мне журнал и потребовал, чтобы я обязательно прочитал рассказ Джона Дос Пассоса, тогда молодого писателя.