Некроманты - [166]

Живчик с любопытством наблюдал за непривычно неулыбчивой, сосредоточенной женщиной. Она то уходила куда-то, то возвращалась, затем согрела себе чаю, опустилась за любимый кухонный стол и машинально отхлебнула из чашки. Кипяток обжег язык, Агата резко поставила кружку на место, невольно расплескав чай.

– Ну вот, Живчик, – сказала она. – Сделала все, что могла. Теперь – ждать.

Прошло два дня, прежде чем на телеграмму пришел ответ.

Войдя в спальню, Агата села на кровать, смяла в ладони бумажку с короткими строками на ней. «Тик-так, – сообщили настенные часы. – Тик-так». Агата кивнула. Да, время пошло. Конечно, все может закончиться благополучно, и ее помощь не понадобится. Но если вдруг понадобится? Она ведь не сможет. Ей до сих пор нечем помочь.

Рядом послышалось шуршание, и на кровать запрыгнул Живчик. Агата машинально погладила его по голове.

– Ты, наверное, думаешь, чего я так ношусь? Из-за него. Из-за них.

Агата взяла с тумбочки фотографию и развернула ее так, чтобы найденышу было видно.

На выцветшем от времени фото оказались трое. Двое ребят. Молодые, веселые, подтянутые. Слева – высокий, светловолосый, с короткой военной стрижкой. Улыбался он широко и открыто, в объектив смотрел с задоринкой в прищуренных от солнца глазах. От него веяло этакой надежной, спокойной силой. Пойти с ним в лес – выведет к жилью, на войну – прикроет от пули, на танцы – закружит до упаду. Справа – паренек ростом пониже. Его русые волосы, в противоположность, лежали на голове густой шапкой. Ласковая полуулыбка, добрый, умный взгляд, четкий очерк губ… Хотелось сесть возле него и никуда не уходить. Просто слушать, что он говорит, просто рассказывать что-то свое.

А между ними, обняв обоих, стояла девушка. Тонкая, звонкая – паутинка на ветру. На вид как будто совсем юная. В наскоро заплетенной косе торчали травинки, а из-за уха выглядывал василек. Счастливые, смеющиеся глаза смотрели прямо в объектив.

Живчик наклонил головенку, забавно поводил носом, перевел взгляд на Агату.

– Да, это я, – улыбнулась она и указала на высокого парня: – А это Марек. Здесь ему двадцать три, мы с ним одногодки. Рядом Итон, он на два года младше. Этому фото семнадцать лет… Нам теперь по сорок, Живчик, самой не верится. Марек военный, офицер. Его отправили в Скэрриборо. А там сейчас началась война, настоящая, по-честному. И если с ним что-то случится… Понимаешь, Живчик, пока еще никто не нашел слова, которое оживляет. И я не нашла.

Пальцы, сжимавшие фотографию, побелели.

– Я такая глупая, Живчик, такая глупая… Знаешь, есть вещи, про которые думаешь, что они никогда с тобой не произойдут. Вот я в детстве любила сесть у окна, смотреть на звезды и представлять, что я гуляю по ним, как по улице, летаю в темном космосе, без крыльев, просто потому, что умею летать. Но я же знаю, что никогда не полечу на звезды. Так же как никогда не стану правителем страны или певицей – у меня нет желания владеть людьми и совершенно отсутствует голос. Ко мне никогда не приедет добрый дядюшка из заграницы и не оставит в наследство фамильный замок вместе с парой миллионов на счетах. Я не превращусь внезапно в рыбу и не напишу гениальный роман за один день. И, разумеется, абсолютно точно, я никогда не смогу одновременно любить двух мужчин…

Агата опустила фото. Потянувшись, вернула его на тумбочку.

– Я была уверена. Я так думала. То есть даже не думала. Кто специально думает о таком? Я не верила, что такое бывает. Когда где-то в книгах мне попадалась «треугольная» история, я только усмехалась – не может быть! Герой или героиня на самом деле любят кого-то одного, а второй это так, мимолетное увлечение, легкая привязанность, страсть-однодневка. Или они вообще никого не любят, и все это глупая игра гормонов (как совсем недавно просветили нас ученые) или вовсе неумная выдумка автора. Я твердо знала, что со мной такого никогда не случится. – На губах мелькнула кривая улыбка. – У мироздания есть чувство юмора, Живчик.

Перебравшись поближе, слово прижалось щекой к Агатиной ноге. Та почесала его за ухом и в задумчивости взяла на руки.

– Пойдем на кухню, – сказала она. – Налью тебе молока, а себе чаю. И расскажу про три лета. Три лучших лета в моей жизни.

От залетевшего в форточку ветерка колыхнулись желтые тюлевые занавески. На кухне было все так же солнечно, пахло деревом и ванильным печеньем. Печенье Агата напекла еще с утра – она нечасто посвящала себя настоящей готовке, но завтра в их городишке должны были проводить благотворительную ярмарку. Собирали деньги на нужды солдат, ушедших в Скэрриборо.

Агата заварила чай, блюдечко наполнила молоком и поставила прямо на стол, чуть поодаль от своей чашки. Не заставившее себя долго упрашивать слово пристроилось рядом. Стащив пару печенюшек из укрытой салфеткой корзины, женщина положила их между собой и Живчиком, как бы приглашая того угощаться, и, присев, вдохнула чайный аромат. Тянуло ягодами и мелиссой – сладко, но с цитрусовой кислинкой.

Она запрокинула голову, едва слышно вздохнула, затем вернулась взглядом к слову.

– Марека я с детства знаю. Он жил здесь, в Санниплейс, а я часто приезжала к бабушке на лето. Тогда городишко был еще меньше – совсем деревня, и мама отправляла меня сюда отдохнуть. Его дом там, ниже по улице, такой необычный немного, с нелепой пристройкой и зеленой оградой. Мы с Мареком никогда толком не дружили, он вечно носился со своей мальчишеской компанией, а я крутилась возле соседских девчонок. Но были знакомы, кивали при встрече. Иногда он залезал в бабушкин сад за черешней, а я, бывало, рвала у них крыжовник. Если в эти моменты мы сталкивались, конечно, шикали друг на друга, но тем дело и ограничивалось. В общем, как-то не пересекались мы. Пока однажды не случилось наше лето.