Некролог - [24]

- Здесь нет ничего, что заставляло бы жить. - Варя посмотрела ей в глаза. - Впереди есть годы, проживаемые ради благополучия других и вереницы обязанностей.

- Мы обе теряем свой мир. - Смок потушила очередную сигарету и налила Варе рюмку коньяка. - Раньше, когда я смотрела из окна на ночной город, я видела нечто большее, чем серые дома и улицы. Хрустальный образ, созданный нашими грезами, начинает рассыпаться, исчезать. Другая жизнь, другие миры. Все это теряет смысл. Я понимаю, чего ты боишься! Ты боишься потерять себя, свою душу, а, быть может, вместе с тем выздороветь. Ощущения постепенно становятся более слабыми, тусклыми, а голоса в голове звучат все тише, глаза видят лишь черно-белое небо. Даже осязание. Боль притупляется. Ко мне тень тоже больше не приходит, я начинаю ее звать. Может, это мазохизм. Мне очень дороги твои мечты, наши мечты. Как же я не хочу, чтобы жизнь посмела развеять их, словно прах.

- Ты сказала тень? - Варя удивилась. - Он тоже к тебе приходит?

- Нет-нет, что ты! - Смок улыбнулась. - Это какая-то другая сущность, которая знает о тех, кому суждено умереть, или о тех, кто уже умер. Мне не следует о ней говорить.

- Как скажешь, я не настаиваю. Просто подумалось, что ты тоже Его видела. - Варя опрокинула рюмку. - Этот мир - среда, в которой мы, как бактерии, живем и плодимся. И я не хочу терять то, что наполняет его для меня, пусть это и мой собственный вымысел. Но, кажется, это от меня не зависит. Жизнь ускользает в прошлое, я начинаю ее ловить, сжимая мгновения в ладонях, но смерть тянет у меня из рук настоящее и обращает его в пепел. И ладно, если бы я просто медленно умирала, а я теряю себя. Однажды смерть и тебя заберет у меня.

- И эта боль утихнет.

- Моя боль не утихает, она ранит меня прямо сейчас или же существует где-то рядом со мной. Она становится неотъемлемой частью каждого дня, проживаемого мною в этой примитивной реальности. В скором времени ты перестанешь чувствовать саму себя, станешь единым целым с чем-то, что до этого отторгалось - с внешним миром. Я и сама становлюсь болью и сею ее всюду, где в слепой, безумной ярости творю разруху, пытаясь перенести свое содержимое на окружающий меня мир. Мне иногда кажется, что это может помочь мне отделить мучения души от тела. Самоубийство - это как переезд в другой город, избавление от волочения своего тела и разума, который обречен оставаться безмолвным и одиноким среди множества людей, желающих быть очевидцами моего распада и увядания. Я могу назвать их всем одним словом - Они, ведь в них нет никакой конкретики и отличительных черт. Все ниспадает по ржавой спирали, с каждым витком мой разум сползает все ниже и ниже, а отголоски уже пройденного пути нагоняют меня следом. Я просто заранее все это видела, просто тогда мне не было так страшно, а сейчас я готова оставить любые тщетные попытки выбраться из этого стухшего бульона. Все, что я привыкла называть своими чертами характера, умениями и навыками - никому не пригодилось, как и не пригождается мне самой. Не давай мне ложных надежд на лучшее завтра или хотя бы на безболезненное сегодня.

- Мне даже неоткуда взять такие надежды. - Смок наполнила рюмки. - У меня их нет, но есть новая песня, помнишь, я тебе говорила?

- Я готова ее послушать. - Они выпили. - Твой голос меня успокаивает.

Варя слушала ее песню невнимательно, но музыкальная пауза позволила ей отвлечься от разговора и погрузиться куда-то вглубь себя, да и Смок, исполняя песню, ушла в свой собственный мир, напоминая о себе лишь чарующим голосом. Когда она закончила и положила гитару, Варя уже ни на что не реагировала, лишь смотрела прямо перед собой, и тогда Смок решила не беспокоить ее и уехать. Варя легла в кровать, потрогала кончиками пальцев перья ловца снов, висящего над головой, и задумалась: «Я не ищу смысла в своих словах и поступках, его уже давно там нет. Решения принимаются мною одномоментно, не требуя от меня чрезмерного анализа ситуации и последующего отчета. Они не предполагают получения какого-либо результата, принимаются в порывах тех или иных эмоций и зачастую влекут за собою лишь мои личностные страдания и нравственные укоры со стороны, окружающих. Но с тех пор, как я стала закрывать глаза на то, что находится вне моей воли или желания, я обзавелась образом жестокосердной твари, чьи поступки в глазах окружающих перестали казаться чем-то удивительным, напротив, от меня не ожидают другой реакции и поведения, кроме как суицидального. Я - моральный урод, предавший того, кто был ко мне добр и не осуждал. Но быть таковым очень удобная позиция, под такой маской можно скрыть куда больше, чем под маской соседской девчонки. Но что скрывается во мне, куда чище и лучше, чем я сама хочу об этом думать. Стоит лишь задуматься, насколько мы чисты и искренни были друг перед другом, насколько я была уверена в своих словах и поступках. Все же как глубоко и низко мы прячем свои неподдельные мысли, становится невыносимо больно от того, что все это уже едва различимо для нас самих, и оттого я так ранима. В какой-то момент я смогла внушить себе то, что мне на все это наплевать, что передо мной не ставится задача думать о том, что уже пошло в зачет и было внесено в список моих злодеяний. Я всегда могу нащупать каждую иголку, воткнутую в мою душу, ведь ими так любит играться мое воспаленное сознание, склонное к распаду и саморазрушению.