Некролог - [6]

Потом он поднял голову и пронзительно взглянул на меня:

– Не уходи. Послушай, что они тут пишут.

– Я уже все прочитала, Ланселот.

– Все равно послушай...

И он прочел все заметки вслух, громко, особо останавливаясь на похвалах покойному. Затем, сияя от удовольствия, он сказал:

– Ну что, ты и сейчас еще думаешь, что может сорваться?

Я неуверенно спросила его, что, мол, будет, если полиция вернется и поинтересуется, почему мне казалось, что у него неприятности...

– Ну, об этом ты говорила довольно туманно. А им скажешь, что тебе снились дурные сны. К тому времени как они решат продолжить расследование, если они вообще решат, будет слишком поздно.

В самом деле, все шло как по маслу, но мне не верилось, что так пойдет и дальше. Странная штука человеческий разум. Он упорствует и надеется даже тогда, когда надежды нет и не может быть.

Я сказала:

– Ланселот, а когда все это кончится и ты станешь по-настоящему знаменит, тогда ты ведь можешь и отдохнуть, верно? Мы поехали бы в город и жили бы там...

– Ты свихнулась. Неужели ты не понимаешь, что, коль скоро меня признают, я просто обязан буду продолжать начатое? Молодежь ринется ко мне. Моя лаборатория превратится в гигантский Институт Темпоральных Исследований. Еще при жизни станут слагать обо мне легенды. Имя мое так прославится, что в сравнении со мной лучшие будут выглядеть всего лишь интеллектуальными пигмеями...

При этих словах он вытянулся и приподнялся на цыпочки. Глаза горели, будто он уже видел пьедестал, на который его вознесут современники.

Последняя моя надежда рухнула. Надежда на клочок личного счастья, пусть даже крошечного.

Я тяжело вздохнула.

Я попросила агента из похоронного бюро не вывозить тело и гроб из лаборатории до самых похорон в фамильном склепе Стеббинсов на Лонг-Айленде. Попросила не бальзамировать его, сказав, что буду держать гроб в большой комнате-холодильнике с температурой около нуля.

Агент исполнил мою просьбу с явным неудовольствием. Без сомнения, он что-то заподозрил, и в частную хронику это подозрение все же просочилось. Мое объяснение, будто я хочу последние дни побыть рядом с мужем и будто мне хочется, чтобы его помощники смогли проститься с телом, звучало не очень убедительно.

Но Ланселот настаивал именно на этом объяснении. Все это были его слова.

Когда труп уложили в гроб и посторонние покинули лабораторию, я пошла проведать Ланселота.

– Ланселот, - сказала я, - агент был очень недоволен. Боюсь, он заподозрил нечистое.

– Превосходно, - удовлетворенно промычал Ланселот.

– Но...

– Осталось ждать всего один день. Из-за простого подозрения ничто не изменится до завтра. А завтра утром труп исчезнет, во всяком случае, должен исчезнуть...

– Ты считаешь, он может и не исчезнуть?

Так я и думала!..

– Может произойти задержка, или исчезнет чуть раньше. Я никогда еще не посылал таких тяжелых предметов и не знаю, насколько точны мои вычисления. Чтобы проверить их, я и решил оставить тело здесь, а не отправлять его в похоронный дом. Это одна из причин.

– Но там оно исчезло бы на глазах у свидетелей.

– Боишься, что заподозрят обман?

– Конечно.

Его, видимо, развеселило мое высказывание.

– Думаешь, скажут: "Почему это он отослал помощников? Почему, проводя опыты, которые под силу и ребенку, он все же умудрился отравиться? Почему труп исчез без свидетелей?" А потом добавят: "Вся эта история с путешествиями во времени - чушь! Он принял наркотики, впал в каталептическое состояние, что ввело в заблуждение врача".

– Да, - без особой уверенности согласилась я. (Как он быстро соображал, однако!)

– И наконец, - продолжал он, - когда я буду настаивать на том, что все же решил проблему путешествий во времени, что меня признали мертвым, потому что я на самом деле был мертв, а потом на самом деле ожил, тогда ортодоксы с негодованием отвергнут меня, обозвав обманщиком и мистификатором. Ну что ж, за одну неделю я стану притчей во языцех по всей земле. Все только об этом и станут говорить. Я же предложу продемонстрировать опыт перед любой группой компетентных ученых. Одновременно опыт можно транслировать по межконтинентальному телевидению. Общественное мнение вынудит ученых присутствовать на демонстрации опыта. А телевидение наверняка согласится: ему наплевать, что показывать - чудо или экзекуцию. Если я выиграю - это будет чудо, проиграю - экзекуция. В любом случае зрителей окажется в избытке. А это для них главное. И тут я раскроюсь!.. Разве что-нибудь подобное встречалось когда-нибудь в жизни или в науке?

На мгновение меня ослепила эта картина. Но что-то косное, привычное во мне шептало: "Слишком длинный путь, слишком сложно! Наверняка сорвется!"

Вечером приехали его помощники и старались изо всех сил проявить печаль по усопшему. Еще два свидетеля присягнут, что они видели Ланселота мертвым. Еще два свидетеля внесут сумятицу и помогут событиям выстроиться в стройную пирамиду его апофеоза.

С четырех утра мы оба, кутаясь в пальто, сидели в холодильной комнате и ждали нулевого момента.

Ланселот, очень возбужденный, непрерывно проверял приборы, что-то там делал с ними. Его настольный компьютер все время работал, хотя уму непостижимо, как удавалось Ланселоту застывшими, негнущимися от холода пальцами набирать нужные цифры.