Некрасов - [15]

И некрасовская проза, и драматургия, и критика дают большой материал для изучения истоков зрелого творчества, для понимания литературно-эстетических взглядов писателя. Его ранняя деятельность занимает заметное место в литературе 40-х годов. Без его рассказов и повестей было бы неполным наше представление о художественной прозе гоголевской школы; без его водевилей трудно оценить театральную жизнь того времени; наконец, его критические статьи и обзоры являются составной частью той борьбы за реализм, которую вели в 40-х годах передовые литераторы во главе с Белинским.

IV «О СЦЕНА, СЦЕНА! НЕ ПОЭТ, КТО НЕ БЫЛ ТЕАТРАЛОМ…»

В первые же годы столичной жизни Некрасов, как и многие его современники, пережил страстное увлечение театром. Он постоянно бывает на спектаклях, заводит дружбу с молодыми актерами, почти такими же бедняками, как он сам; вместе с ними постоянно сидит в трактире «Феникс», что возле самой Александринки, поигрывает в карты и горячо обсуждает разнообразные темы театральной жизни. Он проникается театральной атмосферой и с присущей ему наблюдательностью следит за своеобразным бытом кулис (потом это найдет отражение в романах «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» и «Мертвое озеро»).

Работа в театральном журнале и покровительство Федора Кони, человека близкого к театру, способствуют его сближению с комиком А. Е. Мартыновым и ярким характерным актером В. В. Самойловым, а также с П. И. Григорьевым, А. А. Алексеевым, режиссером Н. И. Куликовым, В. Н. Асенковой.

Первые же театральные впечатления находят отклик в стихах и фельетонах Некрасова. Еще в июне 1840 года, через несколько месяцев после выхода сборника «Мечты и звуки», он напечатал в журнале «Пантеон» за своей полной подписью стихотворение «Офелия», явно навеянное представлением «Гамлета» в Александрийском театре, где Офелию именно в сезон 1839–1840 годов играла знаменитая Асенкова:

В наряде странность, беспорядок,

Глаза — две молнии во мгле,

Неуловимый отпечаток

Какой-то тайны на челе;

В лице то дерзость, то стыдливость,

Полупечальный дикий взор,

В движеньях стройность и красивость —

Все чудно в ней…

Меньше чем через год после появления этих стихов Некрасов был на похоронах рано погибшей актрисы, а много лет спустя, в 1853 году, он написал стихотворение «Памяти Асенковой», показывающее, что он не забыл ее проникновенной игры:

Я помню: занавесь взвилась,

Толпа угомонилась —

И ты на сцену в первый раз,

Как светлый день, явилась.

Театр гремел: и дилетант

И скептик хладнокровный

Твое искусство, твой талант

Почтили данью ровной.

Он знал, конечно, трагическую судьбу актрисы: отвергнутые ею высокопоставленные поклонники, среди которых упорно называли Николая I, отомстили ей отвратительной клеветой, что и свело ее в могилу в двадцатичетырехлетнем возрасте. Эта ранняя смерть вызвала много толков и взбудоражила тогдашнее общество; похороны актрисы явились, но словам современника, «своего рода демонстрацией». На полях стихотворения, посвященного Асенковой, Некрасов сделал в 1873 году такое примечание: «Бывал у нее, помню похороны, — похожи, говорили тогда, на похороны Пушкина; теперь таких вообще не бывает».

Уже на первых порах своей работы в изданиях Федора Кони Некрасов выступает как театральный рецензент и обозреватель. Редактор поручает ему регулярно вести театральное обозрение и в «Пантеоне», и в «Литературной газете», и Некрасов, судя по всему, справляется с этой задачей: его театральные фельетоны написаны живо, хлестко, со знанием дела, они содержат острую полемику против реакционной «Северной пчелы» и ее сотрудника Межевича.

А позднее он написал фельетон, озаглавленный «Выдержка из записок старого театрала» («Литературная газета», 1845), где дал характеристику театральных нравов и публики того времени, когда ему приходилось постоянно писать о театре («в старину только и делал, что ходил в театр да пописывал фельетонные статейки»). Он иронизирует по поводу вкусов зрителей, жаждущих дешевых театральных эффектов, отмечая прежде всего купеческие вкусы: «Сидельцы — большие охотники до драматической крови, обмороков, сумасшествий, но в особенности восхищают их потрясающие здание театра крики отчаяния, скрежет зубов и дикие сверкания глаз. Не будь в драме ни смысла, ни толка, они все-таки будут в восторге».

В некрасовском фельетоне любопытно также описание зрительного зала, его разношерстной публики, это описание обнаруживает и наблюдательность, и знание театрального быта. Вот несколько строк, посвященных наиболее демократической части зала — райку, набитому сверху донизу:

«Боже милостивый! какое изумительное разнообразие, какая пестрая смесь! Воротник сторожа, борода безграмотного каменщика, красный нос дворового человека, зеленые глаза вашей кухарки, небритый подбородок выгнанного со службы подьячего…красная, расплывшаяся от жира, мокрая от пота голова толстой кухмистерши, хорошенькое личико магазинной девушки, которую часто встречаете вы на Невском проспекте; рядом с ней физиономия отставного солдата… Боже милостивый, сколько голов…»

* * *

Уже сделавшись записным театралом, приобретя некоторый опыт, Некрасов решился попробовать свои силы в драматургии. Не только жизненные обстоятельства, не только интерес к театру привели его к этому решению. Как тонко отметил К. И. Чуковский, Некрасову вообще было свойственно «мышление драматурга», его всегда тянуло к динамичной, сюжетной драматической форме; поэтому и в некрасовской лирике можно обнаружить ее внутреннюю драматургическую основу (вспомним такие сюжетные стихотворения, как «Огородник», «Еду ли ночью по улице темной»). Диалоги его поэм, драматические куски в прозаических произведениях, театрализованная форма газетных фельетонов — все это говорит о тяготении Некрасова к драматургии, к сцене.