Некоторые сонеты - [2]

4 Кто вышел из твоих проклятых рук.

Как опытный грабитель, прячешь ты

В чужом добре свой мерзостный порок:

Ее лицо - обитель красоты

8 Избрать своим пристанищем ты мог.

Она была предметом всех похвал,

А ты хотел, расчетливый злодей,

Чтобы огонь божественный пылал

Над пятнами жестокости твоей.

Но чем сильней ее глаза влекут,

14 Тем более ты ненавидим, плут.

перевод А. Шараповой

9

О горе мне! Мой дерзостный язык

Владычице моей послал недуг:

В моем недужном сердце вырос крик,

4 Хвалу и скорбь сведя в единый круг;

О, как хвалил я этот нежный рот,

И этот властный взор - любви очаг,

И грудь, к которой припадал Эрот!

8 И ножки (ножки!), их победный шаг.

Меж тем недуг подслушал, как ей льстят,

(Он извинить мне этого не мог),

Он к ней слетел, желанием объят,

И дивное лицо лобзаньем сжег.

Я слишком захвалил ее, любя.

14 Недуг, она не стоила тебя

перевод А. Шараповой

10

Злосчастья гость, приниженности друг,

Брат немощи, приемыш нищеты,

Дитя проклятья - мерзостный недуг,

4 Ты был низринут с горней высоты.

Но как ты смел соприкоснуться с ней,

Вломиться в двери к чистой красоте,

Чья скромность - щит надежный от страстей.

8 Чьи чувства недоступны суете?

Какое мужество, какая власть

Тебя подвигли? Или демон злой

Нашептывал тебе, какую масть

Ты должен выбрать козырем, изгой?

Но раз она твоя - найди запрет,

14 Чтобы она не говорила "нет".

перевод А. Шараповой

11

"О злой недуг", - твердят ее уста.

Да знает ли она, какой разор

Постиг людей? Как гибнет красота?

4 Или она не знает до сих нор,

Что люди в страхе опускают взор,

Увидев, что она давно не та,

И там, где красоту похитил вор,

8 Сулит печаль земная суета?

Но мудрость в ней блистает красотой:

Она в уродстве не находит зла,

И, дорожа не телом, но душой,

Она любовь и истину спасла.

В ее глазах недужен только тот,

14 Кто о своих недугах вечно лжет.

перевод А. Шараповой

15

На изображение смежившего глаза голубя.

Ne mi vuol vivo e ne mi trahe d'impaccio

Вот голубь. Чужд свободе, чужд неволе,

Вершит он свой полет, глаза смежив,

Ища спасенье в высоте, доколе

4 Паденьем не закончится порыв.

Мой разум - тот же голубь. Сладкой боли

Небесное блаженство ощутив,

Он сброшен с высоты. Не оттого ли

8 Он сам не знает, мертв оп или жив?

И все же на крылах воображенья

Он к образу, незрелому как плод,

Летит, слепой, пока изнеможенье

И раны не прервут его полет.

Ты счастлив, голубь, к рабству непричастен,

14 И я не раб ее, но я несчастен.

перевод В. Швыряева

16а

Эдвард Дайер

Когда огонь, дотоле неизвестный,

Принес на землю с неба Прометей,

Сатир поцеловал цветок прелестный,

4 Манящий мнимой кротостью своей.

Почувствовав укус внезапной боли,

Истошным визгом оглашая дол,

Спасенья он искал в реке и в поле;

8 Со временем недуг его прошел.

Я так же был доверчив, Серафима

В обличье женском встретив. Чудный взор

Мне сердце опалил. Неутомимо

Любви я избегаю с этих пор.

Страшней ожога губ недуг сердечный:

14 Сатир здоров, я - пленник боли вечный.

перевод В. Швыряева

16

Сатир с испугу задал стрекача,

Нежданно выдув громкий звук из рога.

Спасаться он рванулся сгоряча,

4 Не зная, что пуста его тревога.

Так трусов гонит беспричинный страх,

С дороги верной в сторону сбивая,

Как козлоногого, что второпях

8 В лес кинулся, пути не разбирая.

Так мог и я бы навоображать

Причину страха ту или другую,

Неповторимый случай прозевать

И упустить добычу дорогую.

Но, Дайер милый, тот сатир и прав,

14 Кто губы сжег, костер поцеловав.

перевод Г. Кружкова

17

Любимая мне бросила упрек

В непостоянстве; я в смиренном рвенье

Тьму доводов представил ей в залог

Своей любви, - но отвратить не мог

5 От утвердившегося подозренья.

Когда бы клятвы тут могли служить,

Я присягнул б стигийскою волною

(Страх и богам - ту клятву преступить);

Раб добровольный, стал бы я носить

10 В душе одно, а на лице другое?

О Муза! ты не можешь обмануть,

Скажи, зачем она несправедлива,

Зачем искажена поступков суть,

И радость, что захлестывала грудь,

15 Отхлынула, как море в час отлива.

Да, это так! в сердечной глубине,

Бывает, мелочь стоит приговора;

Погибель Трои пряталась в коне,

Треножник всю Элладу звал к войне,

20 И тень осла была предметом спора.

Раз даже греков мог разволновать

Пустяк и вызвать распри без уступок,

Ужель красавиц должно принуждать

Подолгу настроенья не менять?

25 Я бы не стал, металл их слишком хрупок.

Отвергнуты, как ложь, слова ион

За то, что не пишу унылых песен

О жгучей боли, об огне в крови:

Для пораженного стрелой любви,

30 Мол, слишком весел я, неинтересен.

Ах так? Выходит, что любовь крепка

Лишь у поэтов - братии унылой,

Готовой вознестись под облака,

Коль ей удастся освежить слегка

35 Сонет, что Чосер написал для милой?

О Аполлон! сложи колчан и лук,

Возьми божественную арфу в руки

И пой, чтоб я, впивая каждый звук,

Сумел теперь поведать всем вокруг

40 Свои тревоги, вздохи, слезы, муки.

Я весел был; и кто б не ликовал,

Уверясь, как добра и совершенна

Его любовь! Но горький час настал

И снова весел я: ведь Ганнибал

45 Смеялся при потере Карфагена.

Любимая, тому, чей хмурый вид

Меня как ветреника уличает,

Кто стоиком страдающим глядит,