Некий господин Пекельный - [39]
Гари слушал и думал: когда-нибудь, возможно, где-нибудь появится проспект, или площадь, или хотя бы улица Ромена Гари. Неплохо бы в седьмом округе, или в Латинском квартале между университетскими корпусами, или на острове Сен-Луи – почему бы и нет, – впрочем, не важно, лишь бы не в пятнадцатом… На этом месте размышлений черный официант в белых перчатках поднес ему бокал шампанского. Пятнадцатый он никогда не любил – какой-то пресный, безликий, бездушный, и так далеко от всего – небось там вообще другой часовой пояс; да что там – если бы понадобилось снести в Париже целый округ, допустим под стоянку, он бы обеими руками проголосовал за…
– Пятнадцатая поправка к Конституции, – говорил меж тем Кеннеди, глядя вслед официанту, – гарантирует право голоса всем гражданам Соединенных Штатов. Она была ратифицирована почти сто лет тому назад, однако до сих пор у нас в стране неграм препятствуют голосовать. Мне пришлось отдавать специальное предписание, чтобы в Алабамский университет зачисляли чернокожих. Кредо губернатора этого штата – держитесь крепче – “Сегрегация навсегда”.
– Позор, – сказала Джеки.
– Какая гадость, – согласилась Джин.
– Прекрасно! – воскликнул Гари (он пригубил шампанское). – Вообще-то я не пью, но не каждый же день выдается возможность чокнуться с президентом Соединенных Штатов. Поэтому я сделал исключение из правил.
– Мне только воду, – вставила первая леди, беременная до ушей, в которых красовались жемчужные серьги, дополнявшие жемчужное ожерелье в два ряда, – существенное облегчение карманов налогоплательщиков. Она погладила живот, округло выступающий под платьем от Givenchy (двойное облегчение), взяла с каминной полки доколумбовскую статуэтку, полюбовалась на нее и показала гостям – Богиня плодородия. Подарок Андре Мальро. Оказалась как нельзя более кстати.
– Сигару? – предлагает Кеннеди.
– С удовольствием, – отвечает Гари.
– Охотно, – говорит и Гудвин (он еще здесь? А мы о нем забыли).
Все трое переходят в малую гостиную курить. Дворецкий приносит сигары, богатый выбор, но все made in USA. Нет, думает Гари, ни за что, настоящие сигары – только кубинские. И вспоминает, что во внутреннем кармане пиджака у него портсигар, а в нем гаванские сигары, доставленные контрабандой с Кубы. Но помнит он и то, что администрация Кеннеди не так давно наложила эмбарго – ввоз кубинской продукции был категорически запрещен. “Как же мне быть? – размышляет Гари. – Досадно так и не достать мои сигары, раз такой отличный случай. Но что подумает Кеннеди, если я все-таки вытащу их из кармана?” Он медлит, взвешивает за и против и наконец решается: да ладно, авось не полезет в бутылку из-за каких-то гребаных листочков табака, которые скрутили у Фиделя (я говорил, Гари бывает груб). И вот, немножко неуклюже, резко, словно шпагу из ножен, он выхватывает портсигар и в то же самое время смотрит на себя со стороны и видит этот жест, как в замедленной съемке или во сне, и успевает подумать, не рушит ли сейчас свою карьеру, не делает ли харакири, но too late, будь что будет, он слышит свой голос:
– Хотите настоящую сигару, господин президент?
Кеннеди молчит, Гари ждет не дыша, опасается жесткой реакции, дипломатического скандала. Секунда, другая, вечность… Кеннеди все молчит (это реванш за опоздание), а Гари, с протянутым портсигаром в руке, медленно заливается краской, сначала розовой, потом багряной, и наконец его лицо становится того же цвета, что и орденская лента на лацкане пиджака. “Идиот! Идиот! – сокрушается он. – Надо додуматься – угощать президента Соединенных Штатов Америки сигарами, ввозить которые он лично запретил! Да это все равно как если бы вдруг атташе посольства какой-нибудь страны в Ватикане, приглашенный в папский дворец после воскресной вечерни, явился туда, напившись в стельку кровью Христовой и разомлев от вида обнаженных красоток Микеланджело, и между фруктами и сыром по-свойски предложил Его Святейшеству подогнать хорошенькую шлюшку. Идиот! Идиот!” Писатель ругает себя, а секундная стрелка на президентской “Омеге” описывает круг за кругом.
– Охотно, – наконец роняет Президент и говорит дворецкому, терпеливо, безропотно стоящему рядом с коробкой американских трубочек: – Благодарю, Эжен, но мы отведаем гаванских из портсигара нашего друга.
“Вот-вот, убери эту дрянь”, – хмыкает про себя Гари, лицо его вновь обретает краски… вернее, снова их теряет, становясь из пунцового белым.
– Вообще-то я кубинских не курю, – говорит Президент (положим!), – но не каждый же день вас угощает ими французский писатель!
