Неизвестный - [18]

Он предпочёл подняться на четвёртый этаж пешком. Лифты по-прежнему наводили на него панику. Уже перёд дверью квартиры он остановился, чтобы отдышаться. Задержал взгляд на блестящей медной дощечке: фамилия выписана затейливым шрифтом. И снова неуверенность вернулась к нему. Ну да, они уже встречались, но не здесь, да и были едва знакомы. А вдруг тот, кто ждёт его за дверью, не один? Дрожащими пальцами он вытащил из кармана носовой платок. Из соседних квартир не было слышно ни звука. Дом не подавал никаких признаков жизни.

Нежелание входить снова охватило его и с каждой секундой становилось всё сильнее, в глазах потемнело. Промелькнула мысль: «Нет, только не сейчас!»

Суровые стены давили, сжимаясь вокруг него в кольцо. Мысли путались. Он не справится, надо бежать отсюда! Двери, словно враги, встали преградой на пути и не желали впускать его. Ваза с величественной белой азалией с насмешкой уставилась на него с подоконника: «Тебе здесь делать нечего, пойди прочь, на задний двор, там твоё место».

Он стоял словно парализованный, сфокусировал внимание на дыхании, заставив сердце биться реже. Всю жизнь, сколько себя помнил, он страдал от приступов панической атаки. Ну вот, сейчас он позвонит, осталось собраться с силами, чтобы не упасть в обморок. Вот это был бы номер! Что о нём подумают, если найдут здесь лежащим на полу без сознания?

Вдруг он услышал, как внизу хлопнула входная дверь. Он напряжённо выжидал. В доме было пять этажей, а он сейчас стоял на четвёртом. Что, если вошедшему вздумается подняться на самый верх?

На лестнице раздались шаги. Вероятность, что его увидят, очень велика. Шаги слышны всё отчётливей, он вот-вот столкнётся с этим человеком, чего допустить никак нельзя. Наспех промокнув лоб платком, он сделал глубокий вдох. Нужно войти в квартиру, вести себя как ни в чём не бывало. Он решительно нажал на кнопку звонка.

Родильная палата ничем не отличалась от других. Эмма даже задумалась, не в этой ли комнате увидели свет Сара и Филип. «Почти десять лет прошло — целая вечность», — пронеслось у Эммы в голове, пока привычные руки персонала помогали ей удобней разместиться на родильном кресле. Шейка матки раскрылась уже на семь сантиметров, всё происходило очень быстро. Молоденькая медсестра — вся в белом, светлые волосы стянуты в узел — ласково смотрела на Эмму и успокаивающе гладила её по руке, одновременно отмечая частоту схваток.

— Иди сразу на кресло, осталось недолго, шейка скоро совсем раскроется.

Схватки наступали, словно лавина, нарастая постепенно, чтобы затем отпустить, достигнув своего пика, — именно в этот момент у Эммы темнело в глазах. Короткая передышка, и всё начиналось сначала. Боль накатывала и отступала, точно волны на море, расстилавшемся прямо за окнами больницы.

Редакция находилась совсем недалеко, и Эмма обещала Юхану позвонить сразу, как только начнутся схватки, но не позвонила. Всё было так запутанно, и она внушила себе, что будет лучше, если роды пройдут без него, хотя теперь жалела о своём решении. Юхан — отец её ребёнка, ничего изменить уже нельзя, и почему бы не позволить ему поддержать её сейчас? Гордость Эммы поистине граничила с глупым упрямством. И вот теперь она лежала одна, объятая болью, и винить в этом, кроме себя, некого. Она сама лишила его возможности разделить с ней страдания, а ведь он мог бы держать её за руку, успокаивать, массировать спину.

Эмма дышала, как её научили на курсах для будущих мам, когда она носила под сердцем Сару. Как всё изменилось с тех пор! Тогда они с Улле были счастливы. Лицо мужа возникло перед глазами. Они вместе учились правильно дышать, неделями планировали, как будут справляться с болью, а она показывала ему, как правильно делать ей массаж.

— Счёт пошёл на минуты, — мягко произнесла медсестра, промокнув пот на лбу роженицы.

— Я хочу, чтобы пришёл Юхан, — простонала Эмма, — отец ребёнка.

— Хорошо, как нам его вызвать?

— Позвоните ему на мобильный. Пожалуйста.

Медсестра с готовностью выбежала из палаты и через мгновение вернулась уже с телефоном. Эмма с трудом продиктовала номер.

Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени, прежде чем дверь отворилась и в палату с напряжённым от беспокойства лицом заглянул Юхан. Он подошёл и взял её за руку:

— Как ты?

— Прости меня, — только и успела выговорить Эмма, прежде чем стиснула зубы от нового приступа боли.

Она крепко схватила Юхана за руку. «Всё, сейчас я умру», — подумала она.

— Полное раскрытие. Теперь нужно дышать. Дыши, — велела акушерка, — Только не тужься, тебе пока нельзя.

Эмма часто задышала, как страдающая от жажды собака. Боль от схваток разрывала её тело, пытаясь отключить сознание. Она держалась из последних сил, чтобы не сдаться.

— Тужиться ещё нельзя, — послышался голос акушерки.

Словно в дымке, Эмма увидела, как в палату вошёл врач и присел на стул между её широко раздвинутыми ногами. Сверху была накинута простыня, хорошо хоть её избавили от этого зрелища. Смешно подумать: она ещё собиралась рожать стоя или хотя бы на корточках. Какое там, она бы ни за что не удержалась на ногах.

Иногда, возвращаясь из окутавшего её тумана, Эмма ощущала присутствие Юхана, прикосновение его руки.