Неизвестный Харламов - [10]

Отец. Конечки-то у него были. Гаги. По тем временам – хорошие конечки. А я только через два дня узнал обо всем этом.

Сестра. А от матери брат с отцом еще долго скрывали про хоккейную секцию. Она, ясно, на дыбы встала бы.

Отец. Рисковал ли я, зная про все его болезни тяжелые? Боялся ли я взять на себя ответственность? Нет, не боялся. И не было такого настроения, что вот очень рискую здоровьем сына, что я похож, как там говорят про японцев, на камикадзе. Сам я играл в русский хоккей и Валерика всегда брал с собой в выходные дни, когда матчи городского первенства проводились. Я, значит, в поле гоняю, а он за воротами катается себе в удовольствие. И во дворе он катался охотно и помногу.

А почему бы немного не пошалить?

Я же чувствовал, что нет у него никакой одышки. Та же картина была летом, когда на футбол переходили. И не болел, не простужался сын, даже не чихал. Но каждый месяц в Морозовской больнице врач делал ему укол со специальными лекарствами. Это мы не пропускали. Ни в коем разе. Не припомню уж, сколько времени прошло, с полгода пожалуй, и тот же самый врач обратился ко мне: «Больше вашему мальчику не надо сюда приходить. Но в движении ограничивайте его, покой прежде всего».

Валерик уже в ЦСКА занимался. Мы приехали в Морозовскую больницу где-то через год, чтобы провериться: он там на учете состоял. Сделали ЭКГ.

Начало хоккейного пути. На открытом катке ЦСКА на Ленинградском проспекте

Четырнадцатилетнему Валере привычно и хорошо в коммунальной квартире

– Все хорошо, все нормально. Сами удивлены. Как это вам удалось? Строго нашим рекомендациям следовали, наверное?

– Да он уже год как хоккеем в ЦСКА занимается.

– Не может быть!

Я как рассуждал: уж лучше тренироваться в ЦСКА под контролем врачей, чем снег жевать и гонять во дворе, где не дозовешься, если что не так. В тринадцать лет таких, как сейчас, нагрузок не было у ребят, да и занимались на воздухе, а не в духоте дворцовой. Повезло нам, чего уж там.

В ЦСКА при приеме не спросили медсправку! Нам-то, если б потребовали, никто ни за какие коврижки ее не выдал бы. С пороком-то сердца! Тогда как отбор производили: понравился ты, приглянулся тренеру – брали в секцию и играй себе. Никаких диспансеризаций. Хотя отбор еще надо было пройти. Желающих было хоть отбавляй. Валерик приглянулся чем? Думаю так, что катанием и смекалкой игровой.

Самым первым тренером был Старовойтов Андрей Васильевич. А потом уже коалиция возникла – Ерфилов Виталий Георгиевич и Тазов Вячеслав Леонидович, вот они несколько лет с сыном проработали. А Кулагин Борис Павлович все и всех отслеживал, присматривался; подозвал меня как-то: «Он (указывает на Валерика) ваш сын? Если будет стараться на тренировках, будет хорошо учиться, вырастет в мастера. В большого мастера – помяните мое слово».

Вот эти слова я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Сыну не говорил про них, но сам поверил Борису Павловичу. И когда тяжело приходилось сыну, а пробивался тот ох как нелегко – не все же верили в него, – я всегда подбадривал себя тем, считайте, обещанием Кулагина, который и специалистом был уважаемым, и человеком, каких мало сыщется.

А как хоккеем занялся серьезно, никаких тебе болячек и простуд. Как рукой сняло! Аппендикс только удаляли.

Ну, это – отдельная история.

Уже чемпионом мира был. Неоднократным. Вернулись они из Швеции. Валера домой приехал, и что-то ему не по себе. Молчал поначалу, а дальше жаловаться стал. Ну, мы скорую помощь вызвали – приехали два амбала, все трубками перевешаны, как пулеметными лентами: «Может, поел жирного. Может, перемена климата…» А я им: «Какой климат, если он из Швеции вернулся? Там так же, как у нас». Что-то они вкололи и укатили. А Валере все хуже и хуже. Хорошо, кто-то догадался позвать друга его Чувакова, соседа по подъезду. Он студентом медицинского был. Вот он – то ли Володей, то ли Виктором звали – сразу определил, что аппендицит. Притом – острый!

Снова неотложку вызвали – и в Боткинскую больницу. Там Кузькина мать (вот как невольно слова сложились!) работала, через нее я узнал, что оперировали благополучно и что лимончики нужны. Туда-сюда разговор идет, и тут узнаю – у сына перитонит мог уже начаться. Если бы приехали на час-два позже, врачи, как сами сказали, его не спасли бы. Три часа операция шла. Так-то вот. Судьба сжалилась в конце концов.

Школа

Сестра. В школьные годы мы с братом не доставляли неприятностей родителям. Они хлопот с нами не знали. Какой подарок делали маме с папой к Новому году? Хорошие и отличные отметки в школе. Валерка успевал по всем предметам прилично, арифметику на лету схватывал, этого было у него не отнять, только почему-то французским пренебрегал, хотя по-испански стрекотал только так. Домашние задания по французскому я ему делала. А он моим голосом ко мне же и обращался в это время:

– Тань, дай трэ до понедэ!

– Кес ке се? – спрашивала я его на французском; мол, что это такое? И он отвечал:

– Комар муху укусэ, муха лапкой потрясэ, вот и вышло кес ке се. Мы действительно хорошо учились. И вели себя нормально.

На родительские собрания мама иногда ходила, худого слова в наш адрес не слышала там. Раз только вызвали ее в школу. Валерка соседского мальчишку излупил…