Неизвестный Филби - [23]

Излишне говорить, что здесь я испытываю совершенно иные чувства. Там я находился в окружении волков; а здесь я знаю, что вокруг меня друзья, коллеги и соратники. (Бурные аплодисменты.)

Вы все, друзья, являетесь высококвалифицированными офицерами разведки. Более того, вы владеете такими методами ведения разведывательной и контрразведывательной работы, о каких в период моей активной деятельности мы и не слышали. Поэтому, с вашего позволения, я не буду подробно останавливаться на технической стороне современной разведработы. Я бы предпочел сосредоточить внимание на личных аспектах моей профессиональной карьеры и, отталкиваясь от них, попытаться предложить некоторые идеи.

Что мною двигало

Скажу несколько слов о том, что мною двигало.

Осенью 1929 года, когда мне было 17 лет, я поступил в Кембриджский университет. Было это всего за несколько недель до краха на Уолл-стрит, ознаменовавшего начало наиболее серьезного и всеобщего кризиса капитализма.

Я не могу дать вам убедительной картины интеллектуальных установок, которых я тогда придерживался, по той простой причине, что моя интеллектуальная позиция в ту пору еще не сформировалась. Но в эмоциональном отношении я уже был на стороне бедных, слабых и обездоленных в их противостоянии богатым, сильным и беспринципным. А вы наверняка знаете, что в Великобритании той поры было много беспринципных, самоуверенных людей. Великобритания была центром величайшей в мировой истории империей и еще могла разговаривать более или менее на равных с Соединенными Штатами.

Я не знаю, откуда у меня появилось сострадание к слабым. Возможно, сработали гены. Мой отец, несмотря на свою известность крупного ученого-ориенталиста, был весьма эксцентричным человеком: еще в 1924 году он покинул правительственную службу в знак протеста против сионизма.

Лично мне кажется, что на формирование моих убеждений повлияло отношение к религии. С самого раннего детства — с четырех или пяти лет — я воспринимал христианские идеи — Бога, Христа, Троицы, Воскресения и прочего — не более чем сказку. Помнится, еще в детском саду я ввел в замешательство свою бабушку, заявив ей, что Бога нет!

Поскольку идея христианства проходила красной нитью в процессе моего образования, нельзя исключить, что отрицание ее внесло существенный вклад в то, что я стал отрицательно относиться и к обществу, в котором жил. Как бы там ни было, одним из первых моих шагов в университете было вступление в Общество социалистов Кембриджского университета. Недавно мне напомнили, что Дзержинский тоже вступил в политическую жизнь в семнадцатилетнем возрасте. Но на этом, боюсь, сравнение и заканчивается!

Вполне естественно, я поддерживал Лейбористскую партию, находившуюся тогда у власти. Я наивно ожидал от нее действий, выдержанных в духе социалистических идей и направленных на разрешение все возраставших проблем — безработицы, низкой оплаты труда и так далее. Но происходило все наоборот. Положение рабочего класса продолжало ухудшаться, в то время как аристократия и буржуазия по-прежнему наслаждались, грабя империю. А когда летом 1931 года финансовый кризис достиг своего апогея, лидеры лейбористов, предав дело социализма, вступили в альянс с консерваторами и либералами, образовав так называемое национальное правительство. Меня это сильно шокировало — и не только меня. Многих из нас это подтолкнуло к пересмотру всех наших идейных установок. Расширились ряды и деятельность коммунистической фракции в Обществе социалистов — и меня повлекло в эту сторону. С помощью коммунистов я открыл для себя Маркса, а через него, в свою очередь, познакомился с трудами Энгельса, Ленина и многих других авторов: Розы Люксембург, Бабеля, Каутского, Плеханова и других.

Обращение в новую веру произошло не сразу. Два года ушли на изучение трудов, дискуссии, споры и — время от времени — участие в политических акциях. Думаю, что те два года не пропали зря. Если обращение в другую веру происходит внезапно, так же внезапно может произойти и поворот обратно. Если же это является результатом двухлетней борьбы ума, такое обращение, скорее всего, пустит глубокие корни.

Буквально в последнюю неделю занятий в Кембридже я сделал окончательный выбор — посвятитьжизнь делу коммунизма. Это оказало важное влияние на мою дальнейшую судьбу, о чем я расскажу ниже.

Я собирался провести год в Австрии с тем, чтобы усовершенствовать мой немецкий, изучить историю, экономику и текущие политические проблемы Центральной Европы. Соратник по коммунистической фракции в Кембридже — известный профессор, скончавшийся несколько месяцев назад, — представил меня коммунистической организации в Вене. Там-то я и начал свою подпольную жизнь, сотрудничая с Коммунистической партией, находившейся на нелегальном положении.

Значение именно такого начала карьеры очевидно. В Англии не имелось никаких следов моей коммунистической деятельности. Если бы они были, вряд ли мне когда-либо в дальнейшем удалось стать офицером СИС.

Вербовка

Вскоре после моего возвращения в Британию в мае 1934 года меня посетил приятель-коммунист, который сообщил о намерении «чрезвычайно важного человека» встретиться со мной. Как я уже упоминал, солнечным июньским днем меня привели замысловатым обходным путем в один лондонский парк, где представили некоему человеку, — впоследствии я узнал, что он является нелегальным резидентом в Великобритании. Назовем его Арнольдом. От него я услышал предложение, принятие которого и привело после многочисленных зигзагов и изломов судьбы к тому, что я стою здесь перед вами.