Неизвестный Булгаков. На свидании с сатаной - [52]

Получается, из обещанного скульптором примуса впору запустить «вечный огонь». Или «огненного змея»? Чтобы «огнем природа обновилась».

Вот какая получается композиция! Памятник диавольской обыденности, которая до поры до времени глумливо припрятывает свои инфернальные черты. У Гоголя было иначе. Внимательный взгляд, наоборот, мог увидеть инфернальное в том, что кажется до смешного повседневным. Черты мелкого беса (и даже антихриста, пришедшего во имя Ревизора) — в Хлестакове. Воплощение страстей в губернских чиновниках и обывателях. И, наконец, — неподвижность и бессильное молчание перед Судией-Ревизором в завершающей немой сцене.

Сам Гоголь, сжегший второй том «Мертвых душ» (считал его соблазном), перед смертью громко сказал: «Лестницу, поскорее давай лестницу!» (Подобное, умирая, произнес свт. Тихон Задонский). А Булгаков думал не о подъеме ввысь, не о небе. О романе. «Чтобы знали»… Увы, рукописи сгорают. Душа же вечна.

Да, в марте 1930 года Булгаков уничтожил рукопись первого варианта своего романа. Но как! Отрывал две трети, сжигал их, оставляя треть возле корешка тетради. При желании, роман можно было бы легко восстановить по началу фраз. Но ведь Бога не обманешь!

Значит, не страх Божий, а другой страх двигал Михаилом Афанасьевичем! Очевидна параллель с самим Мастером, сжегшим рукопись, но признавшимся Маргарите, что он помнит ее наизусть. Тогда Воланд и заметил: «Рукописи не горят».

Булгаковское сжигание только внешне напоминает поступок его учителя в литературе. Гоголь, как мы помним, сжег второй том «Мертвых душ». Таково было чувство ответственности за высказанное слово: его духовный наставник отец Матфей Константиновский заметил как-то, что за каждое слово писатель ответит пред Богом на Страшном суде.

«Чего же испугался отказавшийся от Бога Булгаков? Для «уничтожения» романа были серьезные причины: его название 1929 года — «Консультант с копытом» и само описание персонажа. Дело в том, что в конце 1920-х годов по Москве стали распространяться слухи, будто бы у Сталина сросшиеся на ногах пальцы — то самое «копыто». Поэтому Булгаков, прежде всего, выдрал несколько страниц, где описывается консультант с копытом, чтобы не возникло никаких аллюзий со Сталиным, а потом уже сжег 2/3 своего романа».

…Не многие знают, как появилась Голгофа на могиле Булгакова. Досталась от Гоголя, когда прах великого писателя переносили в другое место. А креста там нет. Михаил Афанасьевич не хотел. Воланд отсоветовал? Нет, он отнюдь не бесстрастный судебный исполнитель. Только после смерти тела душа Булгакова могла понять, что сатана как раз лично заинтересован в каждом.

«Я никак не могла найти того, что бы я хотела видеть на могиле Миши — достойного его, — вспоминала жена писателя. — И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, — я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской, на мой вопрос, объяснил, что это — Голгофа с могилы Гоголя, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи: Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков, 1891–1940 (четыре строчки. Золотыми буквами). Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле — Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя… Эту глыбу — морской гранит — привез Аксаков специально для могилы Гоголя…» (Дневник Елены Булгаковой. М., 1990. Письмо Н. А. Булгакову, 16 января 1961 г.).

Помните, Михаил Афанасьевич, как написано было у любимого вами Николая Васильевича про смерть прокурора (в «Мертвых душах»)? «Только тогда с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он по скромности своей никогда ее не показывал».

Бумагия

«— Воробьевский! — завизжала Маргарита. — Воробьевский! Да ведь это же он! Это он погубил мастера…»

Переиначенная цитата, конечно, — шутка. Но я представляю себе, как завизжат нечто подобное окололитературные ведьмы и критики с Лысой горы. Булгаков — культовая фигура и трогать ее нельзя.

— А почему нельзя?

— Потому что — великий талант.

— Согласен. Получил его от Бога. И от Господа же получил свободу воли. Сделал свой выбор в литературном творчестве.

— Да ему и в голову не приходили замыслы, которые приписывают ему и православные, и иудейские критики!

— Очень даже может быть. Булгаков порой писал то, чего не мог знать, и у него получались вторые планы, которые он не задумывал. Это и называется ментизм. Проще говоря, — подчиненность воли (хотя бы и частичная) миру зла. Этот мир как раз не свободу дает. Он — узурпатор. Всегда пытается присвоить дар Божий. Отсюда — рукопись «Театрального романа», написанная без единой помарки, как бы под диктовку. Отсюда и есенинская «Инония».

— Как, вы и Есенина не любите?!

— Я-то люблю. И не хочу верить, что богохульственные стихи он написал не в состоянии одержимости, а своей волей.

Напомнить?

Хрестоматийное воспоминание о нем гуляет в милом березовом ситчике, а ведь было и другое: