Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»: черновики, рукописи, варианты - [211]

М. Ш.: Все нити ведут в «Молодую гвардию»,

А. Н.: Да. Ну, это нетрудно было… Больше некому. Вот так оно примерно и кончилось. Потом мне позвонили и сказали, чтоб я успокоился, все расследовано. Я говорю: «А кто это все-таки сделал?» — «Аркадий Натанович! Вы о чем просили нас? Вы просили нас разобраться. Мы разобрались». (Смех.)

Ю. Ф.: Так и не выяснили потом? Может быть…

А. Н.: Сейчас бы запрос, конечно, интересно послать.

В. К.: Аркадий Натанович, а вы не знаете, куда потом разбежалась вся эта публика из «Молодой гвардии»? Ну, за исключением Медведева, про него мы знаем… Которая непосредственно занималась курированием этого сборника: Авраменко, Синельников…

А. Н.: Синельников… А Синельников, он, собственно говоря, не курировал сборник. Он просто по поручению дирекции «Молодой гвардии» и по поручению ЦК ВЛКСМ защищал интересы. Он же в ЦК тогда был. Защищал интересы «Молодой гвардии». Авраменко — не знаю, куда девалась. Ну, времена еще такие, что даже эта дура еще найдет себе работу. По-моему, она нашла себе пристанище в Госкомитете по печати Российской федерации.

Ю. Ф.: У Полторанина, получается?

А.Н.: А?

В. К.: По-моему, это было до Полторанина.

Ю. Ф.: А-а, это до Полторанина было. Слава богу, я думал, сейчас, в новом…

А. Н.: Да, они тогда все свалились, наши неприятели. И Синельников там, и еще кое-кто.

Ю. Ф.: Аркадий Натанович! Когда мы брали интервью, Борис Натанович рассказал то, что он обычно никогда не рассказывал. Это о деле Хейфеца, о КГБ, его два контакта таких, угрожающих, потому что речь шла о том, что… не собирались ли вы выезжать. У вас подобных контактов с КГБ не было? Таких, которые могли бы представлять угрозу для… ну, я не знаю, как сказать… для жизни… не для жизни, но для…

В. К.: Для нахождения на свободе.

Ю. Ф.: То есть, никогда вас не вызывали на допросы… Потому что его-то вызывали, он подробно об этом рассказал.

А. Н.: Нет. Меня, значит, вызывал на допросы наш дорогой Ильин.

Ю. Ф.: Куратор Московской писательской организации?

А. Н.: Да. Секретарь по оргвопросам. Два раза. Значит, пер вый раз, когда опубликована была в «Посеве» «Улитка на склоне», а второй раз, когда «Гадкие лебеди». Здорово там…

<…>

С. Б.: И вообще, товарищи, я понимаю, это все очень интересно и нужно, но у человека скоро юбилей, ему нужно вспоминать что-нибудь радостное, а мы…

В. К.: Сейчас мы радостное вспоминаем.

С. Б.: А мы постоянно что-то такое…

В. К.: Ну, почему? У нас сейчас тонус оптимизма будет все повышаться и повышаться.

С. Б.: Можно мне вопрос?

В. К.: Можно.

С. Б.: Аркадий Натанович, какой день рождения вам запомнился как лучший?

А. Н.: Все они худшие.

С. Б.: Ну, хоть какой-нибудь был радостный? А. Н.: Я очень не люблю этих праздников.

С. Л.: Вообще всех?

А. Н.: Единственный праздник, который мне нравится, — это Новый Год.

С. Б.: Ну, а тогда… первый день рождения, который вы вообще помните. Самый первый.

А. Н.: А-а… Это мне было, значит, двенадцать лет. Я его запомнил вот почему. Отец наш покойный очень любил заниматься спортом, в частности боксом. Была замечательная такая штука — мяч, вроде волейбольного, растянутый… В пол была резинка вделана и в потолок. Ко мне пришла группа — четверо моих одноклассников. И мы начали, значит… И вдруг — о ужас! — одна из резинок пополам перервалась. (Смех.) Они, конечно, смылись, а я остался.

С. Л.: Отвечать.

А. Н.: Да. И тут, значит, было мне… плюходействие устроили. На день рождения.

М. Ш.: Поэтому и запомнилось.

А. Н.: Правда, еще, конечно, пришел папин приятель, какой-то издательский работник, принес мне «Республику ШКИД», роскошное совершенно издание «Барона Мюнхгаузена» и какую-то еще очень интересную, забавную книжку про… журналист какой-то написал… про одно из первых кругосветных путешествий советских моряков в наше время. Такие книжки. И я, утирая сопли и слезы, значит… (Смех.)

Ю. Ф.: Аркадий Натанович! Вот я в своей статье о вас как о переводчике написал, что если б вы не стали профессиональным писателем… Конечно, было бы горе для миллионов читателей…

С. Л.: Для «люденов» особенно.

Ю. Ф.: Да. Что вы стали бы профессиональным переводчиком. А вот сейчас, так сказать, с высоты вашей… Кем вы себя видели и жалеете ли вы о том, что вы не стали тем, кем вы хотели?

А. Н.: Я совершенно убежден, что я лично (я говорю за себя, а не за Бориса Натановича), кем бы я ни стал, и тот, кем я стал — не профессионал, а дилетант.

М. Ш.: А кто тогда профессионал?

А. Н.: А это уж не знаю. Пусть каждый за себя говорит.

С. Л.: А что же тогда, по-вашему, профессионал?

А. Н.: Я говорю о своих ощущениях.

М. Ш.: А, ну…

А. Н.: Старик был прав, между прочим. Чем дальше живешь, тем меньше знаешь.

М. Ш: А можно еще один вопрос? Аркадий Натанович, вы начинали писать в общем-то на взлете оттепели. Ну, судя по хронологии…

А. Н.: Да.

М. Ш.: Если читать первые произведения, там изрядная доля оптимизма, то есть… вы верили в светлое будущее. Глазами очевидца вот сейчас: как вы оцениваете ту ситуацию — могло что-то быть другое или…

А. Н.: Тогда?

М. Ш.: Да.

А. Н.: Дело в том, что, несмотря на то, что очень много статей появляется по этому поводу, я все это очень плохо представляю себе — то, что происходило Ведь ЭТО же на наших глазах все рушилось. Сначала мы были удивлены всеми ними эскападами Хрущева, потом огорчены, а потом начали горько хохотать.