Неизвестные Стругацкие: От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты - [40]

Переделан поход Сорокина в кондитерский магазин, где слева от входа — кондитерские изделия, а справа — горячительные напитки. В рукописи и во всех остальных изданиях: «Где слева мне не нужно было ничегошеньки, а справа я взял бутылку коньяку и бутылку «Салюта»». В журнальном же издании: «Где справа мне давно уже не нужно было ничегошеньки, а слева я взял полдюжины «александровских» и двести грамм «ойла союзного», каковое, да будет вам известно, «представляет собой однородную белую конфетную массу, состоящую из двух или нескольких слоев прямоугольной формы, украшенную черносливом, изюмом и цукатами»». И далее Сорокин возвращается домой, «прижимая локтем к боку бутылки»… Соответственно: «…прижимая нежно к боку пакет со сластями». Уже придя домой, Сорокин думает о приятном предвкушении, которого он не чужд, «как и все мои братья по разуму», что напоминает читателю предыдущую страницу, где описывались стоявшие в очереди за спиртным «братья по разуму». В журнальном варианте вместо БРАТЬЯ — БРАТЬЯ И СЕСТРЫ: сладкое любят все. И далее соответственно изменены приготовления Сорокина к ужину: вставлено «поставим чайник», убрано «бутылки», вставлено «блюдце с пирожными и Ритина вазочка с «ойлом союзным»».

Значительно урезан по той же причине и первый абзац второй главы, где Сорокин чувствует себя на следующее утро плохо, так как по причине принятия спиртного не выпил лекарство; думает, не похмелиться ли, рассуждает о похмелье — главном признаке алкоголизма, а затем уже — с радостью — об отсутствующей бывшей жене. Осталось только:

С вечера я не принял сустак, и поэтому с утра чувствовал себя очень вялым, апатичным и непрерывно преодолевал себя: умывался через силу, одевался через силу, прибирался, завтракал… И пока я все это делал, боже мой, думал я, как это все-таки хорошо, что нет надо мной Клары и что я вообще один!

В утреннем звонке дочери убран ее вопрос: «Опять сосуды расширял?», а после разговора с дочерью Сорокин на радостях не «плеснул себе с палец коньяку и слегка поправился», а «ссыпал в чашку последние остатки бразильского кофе, которые хранил для особо торжественного случая».

Из перечисления, какими недостатками разрешается обладать положительному герою соцлитературы, исчезло: «Ему даже пьяницей дозволяется быть и даже, черт подери, стянуть плохо лежащее (бескорыстно, разумеется)».

В Клубе Сорокин скромно заказывает бутылочку «пльзеньского» вместо: «…пузатый графинчик (нет-нет, без этого не обойдется, я это заслужил сегодня)… и еще соленые грузди, сопливенькие, в соку, вперемешку с репчатым луком кольчиками, и по потребности минеральной… или пива?., нет, минеральной…» Убрано замечание насчет подошедшего Гарика Аганяна, «у которого через час начинался ихний семинар»: «Пить он поэтому не стал и заказал себе что-то пустяковое». Как убрано и уточнение насчет Жоры Наумова: «В одной руке он держал наполовину опорожненный графинчик, а в другой — пиалу с остатками столичного салата». Поэтому далее, рассказывая о Косте Кудинове, Жора разглядывал мир не «сквозь рюмочку с водочкой», а через «фужер с минеральной». Хотя графинчик и появляется чуть позже, когда подошедший Петенька Скоробогатов «наливает себе из Жориного графинчика» (в оригинале: «…наливает себе водки из моего графинчика…»). Далее в застольной беседе Сорокин не «выпил рюмку водки», а «отхлебнул пива». А затем убран целый абзац о посещении Сорокиным туалета; убран не по причине неприличия (ничего там такого в описании нет), а опять из-за упоминания об оставшемся дома коньяке и из-за описания признаков алкогольного опьянения у Сорокина: «Я был уже основательно набравшись. Я чувствовал это потому, что щеки у меня онемели и все время хотелось выпячивать нижнюю челюсть. Пожалуй, на сегодня было достаточно». И укоряет себя Сорокин не «я тут водку пью», а «я тут разговоры разговариваю». Исчезла появившаяся вместе со Славой Крутоярским большая бутылка пшеничной.

Петенька и его приятель так дружно закивали, что «привлекли общее внимание», а не «что водка плеснулась у них из фужеров». Далее Сорокин не «выпил и закусил ломтиком остывшего бифштекса», а «допил свое пиво и принялся доедать остывший бифштекс». И при уходе Сорокина убрано уточнение, что уходил он «твердо шагая».

В больнице Костя обещает выставить Сорокину коньячку, это еще от журнального варианта осталось, но убрано мысленное замечание Сорокина: «Рассказывать про коньячок — занятие столь же бессмысленное и противоестественное, как описывать словами красоту музыки».

Хотя в одном случае упоминание о спиртном даже вставили — когда речь заходит о предположении, что Мартинсон тайно гонит наркотики. Наркотики здесь заменили на табуретовку.

Домой Сорокин торопится не к «коньячку моему», а к «лекарствам моим».

Утром, погружаясь в «пучину вселенской тоски», Сорокин вспоминает о том, что раньше это его пугало и заставляло «опрокинуть стакан спиртного», теперь же он перестал этого пугаться… В журнальном варианте добавляется: «…а от спиртного меня отлучили…» И вспоминает он не вчерашнюю «водочку под соленые грузди», а лишь бутылочку «пльзеньского».